Год гнева Господня (СИ)

Шесть лет назад Арно де Серволя со скандалом вышибли из Наваррского коллежа, из французской нации* и из университета. Хорошо хоть обошлось без мрачных застенков Шатле.** Кто на него донес, Арно так и не узнал. Или не захотел узнавать.

[* «Нация» в то время — внутриуниверситетское объединение студентов по региональному признаку]

[**Замок в Париже, в котором располагался королевский суд и тюрьма]

«Мы не потерпим лживых мошенников в стенах нашего блистательного коллежа, взрастившего самого наместника Сына Божьего, Его Святейшество Климента VI!», надрывался от нарочитого возмущения епископский куратор Фовель, известный пьяница и содомит. Сказать по правде, грех Арно был не то чтобы велик. Он всего лишь подделал кое-какие документы, позволившие ему решить одну крайне неприятную финансовую проблему. Но подделка документов, наряду с изготовлением подложных печатей и чеканкой фальшивой монеты, признавались «оскорблением Его Величества», преступлениями против короля. О том, чтобы остаться в университете, не могло быть и речи.

Недоучившийся теолог Арно де Серволь сначала подвизался в парижском Парламенте,* среди многочисленной своры полуголодных и вечно галдящих стряпчих. Однако заработков мелкого ярыжки едва хватало на сытные ужины в приличном кабаке. Поначалу Арно еще как-то держался благодаря вспомоществованиям долготерпивогородителя и старших братьев. Но парой годов позже родитель отошел в мир иной, доходы братьев резко упали из-за того разгрома, что учинили в Аквитании англичане, а жизнь в столице королевства становилась все дороже и дороже. Пришлось вчерашнему бакалавру свободных искусств вспоминать свои студенческие навыки подчистки старых пергаменов и замены в них одних циферок другими, более соблазнительными. Войдя во вкус, Арно перешел с цифр на буквы, с букв — на слова, со слов — на целые грамоты. Благодаря чему и оказался вскоре обладателем небольшого церковного бенефиция Велин, что на правом берегу Дордони чуть выше Кастийона. Треть дохода он отдавал местному кюре, окормлявшему велинских прихожан непосредственно на месте, а остальное — щедро тратил на жареных гусей, аржантейское вино и трактирных подавальщиц с блудливыми кошачьими глазами.

[*В те времена — верховный суд французского королевства]

Ловкость рук, а также знание закавык гражданского и канонического права весьма скоро снискали Арно де Серволю немалую известность в определенных кругах. Через год к нему присоединились двое молодых южан беспокойного нрава: шумный Гастон по прозвищу «Парад» и щуплый пройдоха Керре, выдававший себя за внебрачного сына леонского идальго. Гастон специализировался на обрезке серебряных монет и выплавке поддельных оловянных, а Керре был большим докой по части епископских и королевских печатей. С легкой руки леонца, любителя коверкать слова и подтрунивать над всеми, к Арно и приклеилось с тех времен прозвище «Благочинный»: то ли из-за его велинской епархии, то ли из-за мягко-вкрадчивой манеры говорить.

Дела у троицы шли в гору, пока в Париже не сменился прево. Новая метла столь рьяно взялась за дело, что Арно с приятелями пришлось спешно удирать из столицы, даже не успев попрощаться с мамашей Катишь, держательницей веселого заведения на улице Пуаль-де-Кон. Ибо молодым шалопаям совсем не улыбалось бултыхаться в котле с кипящим маслом, а затем еще пару лет болтаться в проеме каменной виселицы Монфокон, к пущему наущению беспечных парижан.

Как назло, почти одновременно с неудачей в Париже Арно потерял и свой велинский бенефиций, оказавшийся под англичанами. На жизненном горизонте младшего из рода де Севролей вполне зримо замаячил призрак голода и нищеты. Нужно было срочно что-то предпринимать. Арно решил, что безопаснее всего будет податься на юг, за Луару, в родные для него просторы Бержерака и Перигё. Подельники не возражали, тем более что Гастон тоже был родом откуда-то из-под Тулузы.

Три долгих месяца холодной и дождливой весны бродили они по разоренным землям Дордони, подворовывая скудные припасы у обедневших крестьян, пока, вконец истрепавшиеся и отчаявшиеся, не набрели на деревеньку Эрине. На окраине деревни, в окружении старых тополей, нелюдимо кособочился небольшой постоялый двор без названия. Неказистая дощатая вывеска с намалеванными на ней кроватью и винной чаркой вполне доходчиво отражала весь спектр предоставляемых здесь услуг.

Хозяин постоялого двора, хмурый горбун Дамастр, как неожиданно выяснилось за кувшином кроваво-красного морийона,* был старым знакомцем родителей Гастона Парада. Как он умудрился узнать в повзрослевшем Гастоне того сопливого мальчишку, которого в последний раз видел много лет назад — осталось загадкой. Несомненно, старый горбун был весьма памятлив на лица.

[*Дешевого вина]

Несколько недель Арно, Гастон и Керре подрабатывали в хозяйстве Дамастра за скромное пропитание и ночлег. Потом трактирщик решил предложить им работенку посерьезней. Точнее, предложил Гастону, а тот уже рассказал все Арно и Керре.