Год гнева Господня (СИ)

— С тем лишь нюансом, что свои права наследника ему предстояло отвоевать. Ради чего они с Алиенорой и прибыли ненастным зимним вечером в нормандский порт Барфлер. Где, невзирая на шквальный ливень и штормящее море, Анри Плантагенет отдал приказ к отплытию. И Фортуна улыбнулась им: в Крещенье 1153 года от Рождества Христова они благополучно достигли английского берега. В благодарность Господу за ниспосланную им удачу Анри и Алиенора решили совершить молебен в ближайшей церквушке. И едва растворив врата Дома Божьего, первое, что услышали они, был голос священника, распевавшего «се царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий». По крайней мере, так пишут хронисты. Но всё и впрямь вышло так, как предрекло то знаменье. И не прошло и года, как Анри Плантагенет был провозглашен королем Англии в аббатстве Уэстмонтье.* А Алиенора Аквитанская, незадолго до того ставшая графиней Анжуйской и герцогиней Нормандской, во второй раз украсила свою огненные кудри королевской короной, не менее завидной, чем та, что она носила двумя годами ранее. Вот так герцогство Аквитания и стало наследным владением английских королей. За которое они, впрочем, обязаны были приносить вассальную присягу французскому монарху. А еще через несколько лет к Плантагенетам отойдет Бретань, и анжуйские владения раскинутся от Ирландии до Арагона, уступая по своим размерам лишь Священной Римской империи. В сторону границ которой, кстати, уже очень скоро обратят свои амбициозные взоры Анри и Алиенора. Но это уже будет совсем другая история.

[*Вестминстерском аббатстве]

Они стояли у массивной кованой двери, ведущей в высокую квадратную башню замка. Стражник, с виду обычный горожанин в неказистых доспехах, подозрительно косился в их сторону. Граций протянул Ивару руку, кивая головой на вход в замок:

— Пора мне. Даст Бог, свидимся еще этим летом.

Показав стражнику какой-то пергамент, менестрель исчез за кованой дверью. Ивар постоял еще немного, прислушиваясь к приглушенным звукам ночного города. Только что со звонницы протрубили отбой. Разморенный июньской жарой, Бордо погружался в беспокойный сон. Шелестела осока на журчавшей неподалеку речушке, где-то вдалеке тревожно стрекотали цикады. Ровные ряды устау — каменных домов зажиточных горожан — темнели на фоне звездного неба острыми силуэтами черепичных крыш. Из темных узких проулочков доносился ленивый лай собак.

Ивар неторопливо направился в темноту переулка. Но не успел он сделать и пары шагов, как вдруг за его спиной, откуда-то из чрева замковой башни, раздался надсадный сдавленный крик. Крик человека, отмеченного смертью, человека, для которого захлопнулись двери этого мира. Ивар обернулся. Каменное лицо стражника, словно слившееся с серой стеной башни, продолжало оставаться столь же непроницаемым, как и прежде.

Фрагмент 5

***

«Эх, видела бы моя добрая матушка Петронилла, до чего докатился ее младшенький! Подумать только: Арно де Серволь, восьмой сын Фулька Реньо, сеньора де Сен-Мари, де Ля-Судьер, де Вильнёв и прочая, и прочая — сидит в придорожных кустах, словно обгадившийся бродяга, и ждет сигнала от этой безмозглой деревенщины Синистра, возомнившего себя пупом земли!»

Арно достал из ножен видавший виды бракемар, сохранившийся у него еще со студенческих времен. Короткий широкий клинок тусклоблеснул в лучах рассветного солнца, подмигнул золотой филигранью, оплетавшей рукоять монограммой «АС»: Арно де Серволь. Хоть студентам и запрещалось иметь оружие, но парижские схолары были особой кастой — и плевать хотели на королевские запреты с высокой колокольни Сен-Дени. Арно отдал за этот клинок три золотых экю — почти половину денег, вырученных в тот год с продажи отцовского вина. Схолары Парижского университета имели королевскую привилегию на беспошлинный ввоз провизии для собственных нужд, включая вино. Арно, как и многие из его приятелей, половину своих барриков сбывал хозяевам городских кабаков.

Сколько лет прошло с той поры — десять, больше? «Ну что, несостоявшееся светило теологии, что там писал Петр Едок* про то, как грабить пузатеньких пилигримов? Оставлять их в живых, и дальше мучиться «в этом сумрачном лесу» — или же отправлять прямой дорогой к Святому Иакову, к которому они все так спешат? Жаль, нет под рукой «Суммы теологии» Фомы Аквината — он-то уж наверняка разбирался в этих делах. Как там у него было: «согласно естественному закону все вещи являются общей собственностью, никто не вправе присваивать какую бы то ни было внешнюю вещь себе». Ох, неробкого ума был покойный брат Фома! Жаль, бедолага-паломник не узнает перед смертью, что своим мечом я всего лишь восстанавливаю естественный закон».

[*Петр Коместор, теолог и историк 12 века]

Арно нервно рассмеялся глухим крякающим смехом. Верный признак волнения. Ну разумеется, он волнуется: все-таки не каждый день доводится убивать людей. Если так считать, то всего второй раз в жизни. Правда, в первый раз всё вышло почти случайно, да и было это бог весть когда.