«Бедолаги», покачал головой Ивар, глядя на то, как взмокшие грузчики волочат тяжеленные лари. «Не хотел бы я сейчас оказаться на их месте. Особенно на месте вон того доходяги с обмотанной шеей. Знакомое у него лицо — кажется, я уже видел его где-то раньше… И за каким лядом нацепил он платок в такую жару? Разве чтобы скрыть уродливый шрам или…» Ивар неожиданно вспомнил еврейскую девочку и почувствовал, как кровь прилила к лицу. Кто и зачем сотворил с ней такое?
Доходяга-носильщик внезапно зашелся в надрывном клокочущем кашле, как будто изо всех сил пытаясь избавиться от опостылевших легких. Потом вдруг выронил из рук железное кольцо сундука, плюхнулся коленями на песок и, сложившись пополам, захрипел. Ивар видел, как изо рта его вылетел крупный сгусток темной крови, упал на грязный песок и как будто даже пошевелился. Присмотревшись, Ивар невольно вздрогнул: это был не просто сгусток крови, это был кусок легкого размером с крупную сливу. Упавший носильщик попытался выкрикнуть что-то, но безуспешно: поперхнувшись собственной кровью, он лишь бессильно корчился на песке, яростно пытаясь сорвать с шеи старый замызганный платок.
Через мгновение Ивар увидел то, что пытался скрыть под платком худосочный носильщик: на изможденной шее несчастного, чуть ниже уха, вздувался, бешено пульсируя, темно-лиловый бубон величиной с грецкий орех.
Звенящая тишина повисла вокруг. Ивар почувствовал, как люди за его спиной начали торопливо расходиться в разные стороны. «Что за неведомая напасть поразила этого бедолагу?» спрашивал себя Ивар, не в силах отвести взгляд от синюшного бубона. Только сейчас он вспомнил, где мог видеть лицо несчастного носильщика, сразу показавшееся ему знакомым. Это был тот самый слабосильный матрос, которого шпынял за нерасторопность шкипер Барбавера во время их путешествия из Саутгемптона в Бордо.