Год гнева Господня (СИ)

Беспалый и белобрысый молчали. Арно продолжил:

— Не знаю, как вам, а мне крайне не по душе эта идея резать добрых христиан. Это же плебейство, мессиры! Разве для этого рожали нас в муках наши славные матушки? Резать людей — это не только неэстетично, это еще и небезопасно. Хотя первое слово можете забыть, оно вам вряд ли пригодится. Так вот, не пройдет и пары лет, как конные сержанты привяжут вас к лошадиным хвостам, протащат по земле до виселицы и вздернут на ней как паршивую собаку. Это в лучшем случае, в худшем же — предварительно сварят заживо.

Беспалый продолжал насупленно молчать, белобрысый лобач — беззвучно поддакивал. Арно вложил в ножны свой видавший виды бракемар:

— У меня есть идея получше. Мы с этими почтенными мессирами, — Арно обвел взглядом Гастона, Керре и возвышавшегося над ними Бидо, — собираемся направиться на юго-восток, в богатые земли ломбардцев. Если пожелаете, можете присоединиться к нам. Что скажете?

Беспалый лишь презрительно сплюнул в ответ. Его щербатый приятель очевидно колебался.

— Что скажешь, Грожан? — обратился к нему Арно. — Или мне лучше называть тебя твоим настоящими именем — Мартен?

— Откуда ты узнал? — телячьи глаза щербатого парня округлились от удивления.

— Я угадал, — улыбнулся Арно.

— Но как?

— Это было несложно. Ты как-то рассказывал, что твой отец-виноградарь до того устал от дочерей, которых намастрячил без числа, что когда родился ты, первый мальчик, он на радостях выпил столько молодого вина, что едва не отдал Богу душу.

— Ну да, — подтвердил щербатый. — Но я никому не говорил, что меня зовут Мартеном, даже Дрозду, — кивнул он в сторону беспалого.

— Ты также упомянул как-то раз, что нигде не был, кроме своей родной деревеньки и Тура. А вчера ночью, когда вы с Дроздом о чем-то разговаривали у костра, ты в задумчивости чертил веткой на земле букву «М». При этом ты не знаешь грамоты. Значит, «М», скорее всего — первая буква твоего имени, которой ты привык расписываться или просто где-то выучил по случаю.

— Гм… Но с чего ты взял, что я Мартен, а не Марсель, Марцелин, Морис, Матье или какие там еще бывают имена?

— Очень просто, мой дорогой друг. «Молодое вино» — значит, дело было не раньше начала ноября, в канун дня Святого Мартина. Возможно, прямо на сам праздник. Отец твой был виноградарем, а Святой Мартин — покровитель виноделов. Потом, Тур. Зачем тебе было ходить в Тур, так далеко от дома, если не в базилику, к гробу Мартина Милосердного? Итак, если связать все это, почти наверняка получается, что твое имя — Мартен.

— Действительно, просто, — с легким разочарованием выдохнул щербатый.

— Но только после того, как я всё объяснил, — улыбнулся своей обворожительной улыбкой Арно. Когда хотел, он умел быть обворожительным. — Ну так что ты решил, Мартен? Пойдешь с нами или останешься здесь, дожидаться своей очереди на виселицу?

— Извини, Дрозд, — помолчав пару секунд, вымолвил Мартен, — но мне и вправду не очень по душе то занятие, что мы себе нашли. А этот велеречивый пройдоха, быть может, придумает что-то получше. Ты пойдешь с нами?

Ответом ему было упрямое молчание беспалого и очередной презрительный плевок на землю.

***

Утро понедельника выдалось таким, каким и должно быть утро свадебного дня. На небе ни облачка, прозрачный воздух дышит росяной свежестью, легкий ветерок покачивает ветви яблонь в небольшом садике у дома.

Ариане не терпелось поскорее надеть новое платье, что двумя днями ранее привезла из города мать. Но до этого еще предстояло наносить из речки воды в сад, набрать в лесу хвороста и помочь матери на кухне с угощениями для гостей. Хорошо еще, что они не держали скотину. Да и где б ее держать? Домишко их был совсем крохотный: комната с земляным полом и небольшая кухонка за стеной. Мать сама, в одиночку, построила его когда-то на отшибе Кастаньеды. Она же посадила вокруг дома яблони, померанцы и крыжовник.

Мать Арианы зарабатывала на жизнь тем, что лечила людей из окрестных деревень и приселков. Иногда к ней приезжали даже из города. У кого она всему этому научилась, Ариана не знала. Может, у бабушки. Хотя ни про каких бабушек мать никогда не рассказывала. Когда-то давно, в детстве, Ариана подслушала разговор дядюшки Эстрабу с соседкой Менгиной. Кривоглазая и вечно брюзжащая Менгина говорила что-то про «добрых христиан», какого-то Гийома Белибаста и зеленеющий лавр. Когда Ариана немного подросла, она спросила однажды у матери, кто такие эти «добрые христиане» и почему лавр должен зазеленеть через семьсот лет, если он без того все время зеленый. В ответ мать с такой силой вдарила ей по губам, что у Арианы зазвенело в голове. С тех пор у ней пропала всякая охота задавать вопросы о непонятных и далеких от нее вещах.

Но сегодня Ариана не смогла удержаться. Ведь она уже совсем взрослая, не станет же мать снова бить ее по губам?

— Матушка, — после долгих колебаний решилась Ариана. — Только не сердись, пожалуйста.

— Чего тебе? — мать оторвалась от стряпни и обернулась.

— У нас ведь вместо отца невесты будет дядюшка Эстрабу, да?