Год и один день

В буфете никого не было, кроме одной-единственной официантки, которая накрывала столы. Она робко улыбнулась Меган, указала на часы и сообщила, что завтрак скоро начнется. Да черт с ним, с завтраком! Вымученно улыбнувшись в ответ и на ходу надевая перчатки, Меган побежала дальше – прочь из гостиницы, подальше от Олли.

Холодный утренний воздух больно хлестнул по щекам, зато на улице Меган сразу пришла в себя. Когда отель скрылся из виду, она начала успокаиваться. На улицах было практически безлюдно: лишь несколько усталых на вид бродяг попались ей по дороге к Карлову мосту. Никакого плана у Меган не было, но почему-то все дороги приводили ее на этот мост.

Утро выдалось чудесное. На краю чистого, свежевыстиранного неба уже брезжило обещание яркого солнца. Меган подняла камеру, готовясь запечатлеть момент, но оказалась не в состоянии это сделать. Красота упорно ускользала от объектива. К горлу подступили слезы отчаяния: эмоции, которых она так ждала, никак не хотели материализовываться.

Камера без дела повисла на шее. Без этих эмоций, без столь необходимой духовной связи с объектом съемки Меган не имела права называться фотографом. Проще уж сразу утопить фотоаппарат во Влтаве.

О чем она только думала? Зачем переспала с Олли?! Столько дней держала себя в руках… А теперь дороги назад нет. Он уже никогда не примет ее нелепых оправданий, никогда не поймет, почему они не могут быть вместе. Да вот же почему – вот из-за этих самых чувств, из-за этого стыда и сожалений! Олли проник в самую душу Меган и в считаные часы лишил ее фотографического дара. Теперь ей ясно до боли, что одно не может мирно сосуществовать с другим. Она всегда хотела следовать за мечтой, а не за сердцем…

Как это несправедливо! Все друзья дружно закатывали глаза, когда она пыталась объяснить, почему не может быть с Олли. Родная мать обругала ее за это решение и заявила, что она совершает ошибку, о которой будет жалеть всю жизнь. И никто не видел, что сердце Меган тоже разбито. Что она не может встречаться с Олли из-за собственных неврозов и страха (до сих пор она себе в этом не признавалась). Да, Олли всегда ей нравился, и она не хочет причинять ему боль, но теперь именно это ей и придется сделать!

Меган шла, не разбирая дороги, а потом подняла голову и осознала, что понятия не имеет, куда забрела. Дома здесь были на несколько этажей выше, чем в Старом городе, а за коваными решетками балконов громоздился хлам, каким люди неизбежно обрастают в ходе жизни. Пользуясь камерой как биноклем, Меган выхватывала из хаоса то горшок с зимними цветами, то детский велосипед, то переполненную пепельницу. Вдруг одна из балконных дверей открылась, и на улицу вышла женщина в темно-сером халате и с растрепанным пучком на голове. Меган прищурилась в видоискатель и разглядела под халатом красные домашние тапочки.

Пока женщина ее не заметила, Меган опустила палец на кнопку спуска. Она обожала такое: забредать в чужую жизнь и становиться ее случайным и незаметным свидетелем. Женщина только проснулась, и Меган с улыбкой наблюдала, как она зевает и потягивается. Она смотрела на горизонт: там медленно, точно кекс в печке, поднималось солнце, раскидывая во все стороны сияющие нити. Покрытые инеем крыши города уже вовсю мерцали, словно бесконечная гирлянда.

«Интересно, о чем она думает, – гадала Меган. – Какой день ее ждет?»

Вдруг женщина повернула голову и посмотрела прямо на Меган – будто почувствовала тепло ее взгляда. На секунду ей показалось, что женщина сейчас улыбнется, но та лишь покачала головой и что-то произнесла, а потом сразу ушла с балкона.

Вместо того чтобы попытаться найти дорогу к отелю, Меган двинулась дальше по мощеным улицам, углубляясь в жилые кварталы западного побережья Влтавы. Ей очень нравилось здесь, вдали от людных туристических мест, где так легко было увлечься архитектурными красотами и упустить из виду очаровательные мелочи. Чтобы по-настоящему понять город, необходимо надорвать уголок упаковки, сунуть ложку любопытства в самую глубь и зачерпнуть побольше того, что кроется внутри.

На пути Меган как раз открывалась пекарня. Немного помедлив у входа, она все-таки толкнула дверь и вошла. И сразу же улыбнулась. Отчасти потому, что веселый человек за прилавком гостеприимно раскинул руки, а в большей степени – потому что ее покорил сладкий аромат, исходивший от свежеиспеченного хлеба, булочек и пышек. Хотелось все это немедленно сфотографировать, но вдруг это не понравится продавцу? Меган с трудом освоила два чешских слова – «пожалуйста» и «спасибо», – и, конечно же, не знала, как спросить разрешения на фотосъемку. Она решила просто поглазеть на выпечку и в итоге остановилась на огромной ватрушке с джемом.

– Вот это, пожалуйста, – сказала Меган, тыча пальцем в витрину и чувствуя себя полной дурой.

– А, калач! Прекрасный выбор. – Продавец вооружился бумажным пакетом и щипцами. – Этот с джемом. А еще есть с мясом и сыром.

– С сыром? – Так, вот это уже другой разговор.