Год, какого еще не бывало

        И тут случилось несколько вещей одновременно. Кто-то — высокий, крепкий — обвил его руками, обхватив заодно и столб, прижал к себе. От мягкой мантии слабо пахло полынью, и лавандой, и гвоздичным маслом.

        Гарри понял, кто это, еще до того, как услышал голос, как ощутил прикосновение волос к щеке. Чувство было знакомым — когда Снейп поддерживал его в больнице, например, или прижимал ближе во время занятий окклюменцией.

        Стоило Гарри оказаться в этих объятиях — и целительные воды накрыли его с головой. У уха звучал голос учителя — но теплый, такой теплый! — а не ледяной, как у Волдеморта. И от этого тепла воды проникли в душу Гарри, окутав каждую мышцу, каждую ноющую косточку.

        — Держись крепче, Гарри.

        Только три слова, ничего больше — а потом что-то обжигающе горячее коснулось плеча, будто сплавляя воедино его кожу с пальцем Снейпа.

        Знакомый рывок под ложечкой утащил его с места сбора Упивающихся, освободив руки от кандалов; швырнул на землю посреди луга, где сильно пахло клевером. Гарри почувствовал, как его закутывают в мантию, как поднимают на руки, прижимают к теплой груди и несут куда-то. Каждый шаг отдавался резкой болью в многочисленных ранах, и Гарри не смог сдержать крика. Но вскоре его опустили на какой-то тюфяк и помогли устроиться поудобнее — двигаться самостоятельно не получалось.

        Потом ко лбу прикоснулась ласковая рука — осторожно, чтобы не задеть то, что осталось от глаз.

        Он услышал какое-то заклинание, почувствовал движение воздуха от порхающей туда-сюда палочки. Что же это за заклятье? Длинное такое... а может, даже несколько заклятий, просто слившихся в одно. Гарри попытался разобрать их, но голова работать не желала, да и все равно он бы вряд ли что сейчас понял. Но это и неважно. Он почувствовал, как наполняется чем-то теплым и влажным живот, как течет по венам тепло, заставляя отступить терзающую каждую клеточку боль.

        — Dormire, — было последним, что он услышал, перед тем как погрузиться в омут забытья, притаившегося под наполнившими душу исцеляющими водами.

* * *

        В себя он пришел в больничном крыле Хогвартса — судя по знакомым запахам вокруг. Чьи-то руки — старческие, узловатые — стискивали его ладонь. Гарри отдернулся и неловко повернулся на бок. Тело пронзила боль, хоть и вполне терпимая. Глаза тоже ныли — что ж, это значит, что глаза у него еще есть. Точно Гарри не знал. Дотрагиваться, чтобы убедиться, ему не хотелось, и уж конечно, не хотелось выяснять.

        Поэтому он просто спросил:

        — Ремус?

        — Нет, это Альбус, — негромко ответил директор.

        «Я ослеп, но не свихнулся», — хотелось рыкнуть Гарри, но он еще не дошел до той стадии, чтобы осуществить подобное на практике. И потому просто выдавил:

        — Я зову его, а не спрашиваю, он ли это.

        — Мне очень жаль, Гарри. Ремус Люпин прийти не может, — последовал невразумительный ответ.

        — С ним. Все. В порядке? — вопрос был задан с нарочитой отчетливостью, чтобы впоследствии нельзя было отговориться недопониманием.

        — О да, разумеется, — пробормотал Дамблдор.

        — По мне, так вовсе даже не разумеется! — заорал Гарри. У него начиналась истерика — он дико захохотал, потом чуть не завопил во все горло и только силой заставил себя остановиться. Он не мог позволить себе сорваться — не мог, да и все тут. — Я же, черт подери, понятия не имею, что случилось! Со всеми! Со Снейпом все в порядке?

        — Профессор Снейп скоро придет. И принесет сваренные им зелья, — умиротворяюще ответил Дамблдор. — Они помогут восстановить твое зрение. Правда, это может занять какое-то время — сколько именно, мы не знаем.

        — А объяснять, что за фигня случилась в моем якобы безопасном доме, вы собираетесь? Или нет?

        — Ты вышел из дома, — вздохнул Дамблдор, вновь дотрагиваясь до Гарри и чуть похлопав по руке.

        — Не надо, — отрывисто выдохнул Гарри. — Не надо. Не хочу, чтобы ко мне прикасались, ясно вам? Не хочу... вспоминать.

        — Хорошо. — Мантия слегка зашуршала, свидетельствуя о том, что директор вновь откинулся на спинку кресла. — Тебе что-нибудь нужно, Гарри?

        — Мне нужно знать, как там Ремус! И Сэл! И Дадли! И что значит — вышел из дома? Я что, идиот, по-вашему? И если уж у Снейпа был с собой порт-ключ, так чего ж он выжидал столько времени, прежде чем забрать меня из этого ада? Вы хоть представляете, что этот говнюк со мной делал?! Что вы тут, охренели все? Да говорите же, черт бы вас взял!

        От двери послышался другой голос — вот уж кого Гарри меньше всего хотел бы услышать сейчас... хотя Волдеморта он хотел бы слышать еще меньше.

        — Право же, директор, — Драко Малфой в точности по-отцовски растягивал слова, — за подобные вульгарные выражения следует снять с Гриффиндора баллы.

        Дамблдору не пришлось его прерывать. Директор еще и слова не успел сказать, как Гарри рванулся, сел, не обращая внимания на дикую боль, и заорал от ярости, слепо шаря вокруг — чтобы ухватить что-нибудь потяжелее да запустить в ту сторону, откуда доносится ненавистный голос. Ваза с цветами, какие-то фрукты, несколько пузырьков с зельями — все пошло в ход; и, судя по звону и резкому запаху, разбилось о стены.