Год, какого еще не бывало

        — Драко будет так счастлив видеть тебя в Самайн, — протянул Малфой почти в самое ухо, заставив Гарри поежиться.

        Драко будет так счастлив видеть тебя, Драко будет так счастлив видеть тебя...

        Слова Малфоя зазвенели в ушах. В прошлый раз он не обратил на них внимания — был слишком ошарашен взрывом, слишком тревожился за Сэл. Но сейчас они повторялись снова и снова, угроза за угрозой, когда Люциус резко дезаппарировал с ним, беспощадно вжав лицом в плотную бархатную мантию.

        Тесная каменная каморка... потом еще одна аппарация на лесную поляну, где сильно пахло прелой листвой. Он в корчах рухнул на четвереньки: его выворачивало, но пустой желудок отозвался лишь резкой болью на попытку извергнуть хоть что-то.

        Люциус Малфой отошел в сторону — опавшие листья и мелкие камешки захрустели под ногами — и занял место в круге Упивающихся. Он стоял подозрительно близко с кем-то, кто был отчего-то ниже прочих...

        А потом Гарри рывком поставили на колени, и Волдеморт попытался пробиться в его сознание — и не сумел. Пламя-пламя-пламя билось в сознании. Пламя защищало разум, берегло его, когда красные глаза Темного Лорда требовали знания, требовали его душу целиком...

        Волдеморт принялся издеваться: какая жалость, дескать, что Гарри потерял магию — и кто-то в круге Упивающихся резко вздрогнул, шарахнулся, запрокинув скрытое маской лицо и напрягшись всем телом. Тот, ниже прочих, стоявший рядом с Люциусом. Мантия взвилась на ветру и опала, облепив хрупкую юношескую фигуру...

        Резкое движение Люциуса, и юный Упивающийся замер...

        Гарри стряхнул с себя ладони Волдеморта и, пошатываясь, поднялся, вдыхая сосновый запах рассыпанной под ногами хвои. Волдеморт снова принялся издеваться, но Гарри, сжав кулаки, сосредоточился на том, чтобы стоять прямо, несмотря на скручивавшую тело жажду.

        Хвоя заскрипела, запахла сильнее, когда Люциус рядом опустился на колени и заговорил о пытках. Лунный свет играл на бледно-золотистых волосах, потому что Волдеморт откинул капюшон своего слуги и принялся перебирать пряди, разглагольствуя о ежегодном жертвоприношении каждый Самайн.

        — Каждый Самайн? — насмешливо переспросил Гарри. Только бы удержаться на ногах, не свалиться, не склониться. Каждое слово, казалось, до крови раздирало распухшее горло, но это не могло заставить его умолкнуть. — Ты что, считать вообще не умеешь? С тех пор как ты выполз из грязи, в которой прятался, и обрел тело, Самайн был только один раз, Том.

        По кругу Упивающихся пробежал бессвязный ропот, и сдавленные восклицания смешались с воющим в ветвях над поляной ветром. Потрясение: какой-то мальчишка смеет так разговаривать с самим Темным Лордом! Нагини тоже услышала их. Она резко остановилась и завертела головой туда-сюда, туда-сюда, пробуя языком воздух. Потом лизнула землю, а затем — черные туфли того самого невысокого Упивающегося, которого одернул Люциус...

        Невысокий отпрянул, едва не выскочив из круга. Движение было столь резким, что он чуть не шлепнулся навзничь, и Гарри видел, как крупная дрожь сотрясла его с головы до ног. Но тут серые глаза Люциуса зловеще блеснули, обещая страшные кары, и невысокий взял себя в руки. Несмотря на явный страх перед гигантской змеей, он шагнул вперед, присоединяясь к другим Упивающимся, окружившим Гарри...

        Красные глаза Волдеморта полыхали злобой, когда он, хищно улыбаясь, дотронулся до шрама-молнии, заставив его вспыхнуть болью. Гарри не мог остановить ублюдка, но когда тот назвал его шрам знаком чести, не смолчал. Нет ничего постыдного в том, чтобы сказать правду.

        — Вот оно, наглядное доказательство того, что ты удостоен чести носить мою метку.

        — Отвратительную и безобразную, — равнодушно заметил Гарри, и слова оставили во рту металлический привкус.

        Невысокий Упивающийся еле слышно всхрипнул, словно его душили, словно он захлебывался самим воздухом, и содрогнулся всем телом.

        С земли, где лежал Люциус, приходя в себя после Пыточного проклятия, донесся слабый шепот, почти заглушенный шорохом палой листвы, усыпавшей все кругом. Малфой едва мог говорить, даже шевелить губами ему было трудно — заклятье выжало из него все силы.

        Но он все-таки произнес — одно-единственное слово.

        Слово, прервавшее сон, разорвавшее мир Гарри надвое.

        Слово, полное отчаяния, тревоги, страха перед тем, что вот-вот произойдет...

        — Дракон, — еле слышно прошептал Люциус. Шепот этот мгновенно затерялся в свисте ветра и ядовитой перебранке Гарри с Волдемортом.

        Дракон...

        Мир сна лопнул, рассудок на мгновение даже одолел зелье Правдивых Снов, силясь разобраться, что происходит. Лежа на боку в узкой постели, трансфигурированной Драко, Гарри подтянул колени к груди, обхватил их руками и зажмурился. На него снова накатил сон — на этот раз не разворачивая картины того, что случилось, а помогая понять, что все это значило.