Год магического мышления

С детства я привыкла при любой проблеме – читать, изучать вопрос, искать литературу по теме. Информация – это контроль. Но учитывая, что среди всех душевных мучений скорбь занимает первое место, удивительно, как мало ей посвящено литературы. Есть дневник, который К. С. Льюис вел после смерти жены – “Исследуя скорбь”. Там и сям страничка в каком-нибудь романе, к примеру, в “Волшебной горе” Томаса Манна – описание того, как подействовала на Германа Касторпа смерть жены: “С того времени ум его как-то ослабел и расстроился; поглощенный тоской, он допустил в делах некоторые ошибки, так что фирма «Касторп и сын» понесла чувствительные убытки; через два года, весной, во время инспекции складов в ветреном порту, он заболел воспалением легких; его потрясенное сердце не вынесло высокой температуры, поэтому, несмотря на тщательность, с какой доктор Хейдекинд его лечил, он сгорел в пять дней”.[25]

В классическом балете бывают моменты, когда оставшийся в живых влюбленный пытается найти и воскресить любимую – приглушенный свет, белые пачки, па-де-де с любимой, символизирующие заключительное возвращение в царство мертвых – танец теней, la danse des ombres. И стихи, стихов как раз много. День или два я прожила на “Покинутом тритоне” Мэтью Арнольда:

Детский голос будет внятен,

Сердцу матери понятен.Вновь зови, кричи, рыдай —Мать вернуться умоляй!

В иные дни я опиралась на Одена, “Похоронный блюз”, строки из “Восхождения на Ф6”:

Часы останови, забудь про телефонИ бобику дай кость, чтобы не тявкал он.Накрой чехлом рояль; под барабана дробь

И всхлипывания пусть теперь выносят гроб.[26]

Эти стихи и танцы теней казались мне наиболее точными.

Под этими абстрактными изображениями мук и ярости скорби или же за их пределами – корпус вспомогательной литературы, руководства, как совладать с таким состоянием, – одни “практичные”, другие “вдохновляющие”, и те и другие по большей части бесполезные. (Не пейте лишнего, не тратьте деньги, полученные по страховке, на новую обстановку гостиной, найдите группу поддержки.) Оставалась профессиональная литература, исследования психиатров, психологов и социологов, пришедших на смену Фрейду и Мелани Кляйн, и довольно скоро я обнаружила, что тянусь именно к такой литературе. Я узнала из нее многое, что знала и раньше, и в какой-то момент это совпадение сулило покой – мнение со стороны, подтверждавшее, что я не выдумала то, что, как мне казалось, происходит. Из тома “Утрата: реакции, последствия и помощь”, составленного в 1984 году Институтом медицины при Национальной академии наук, я вычитала, к примеру, что самая распространенная реакция на смерть близкого – шок, отупение и невозможность поверить: “Субъективно человек, понесший утрату, чувствует себя как бы внутри кокона или плотного одеяла, а окружающие могут счесть, что он сохраняет спокойствие. Поскольку реальность утраты еще не проникла в сознание, со стороны кажется, будто человек полностью смирился с произошедшим”.

Вот он, “эффект крепкого орешка”.

Я продолжала читать. От Дж. Уильяма Уордена, проводившего исследование детского горя в Общеклинической больнице Массачусетса, я узнала, что дельфины порой отказываются от пищи после смерти партнера. Гуси, по наблюдениям, после подобной утраты мечутся и зовут, продолжают искать погибшего партнера, пока сами не утратят способность ориентироваться и не заблудятся. Люди, читала я – и это не было для меня новым знанием, – обнаруживают аналогичные паттерны. Они ищут. Они перестают есть. Они забывают дышать. Падают в обморок от недостатка кислорода. Пазухи носоглотки распухают от непролитых слез, и в итоге пациент обращается к отоларингологу с инфекцией уха неясной этимологии. Снижается концентрация. “Через год я научилась читать заголовки”, – призналась мне подруга, потерявшая мужа на три года раньше, чем я. Ухудшаются все виды умственной деятельности. Как Герман Касторп, люди, понесшие тяжелую утрату, допускают серьезные профессиональные промахи и терпят чувствительные финансовые убытки. Они забывают собственный телефонный номер и являются в аэропорт без паспорта. Заболевают, сваливаются и даже, опять-таки как Герман Касторп, умирают.

Этот аспект – “умирают” – всплывал в одном исследовании за другим.

Я стала брать с собой удостоверение личности на утреннюю прогулку в Центральном парке – на такой случай. Если телефон звонил, когда я была в душе, я уже не спешила ответить, страшась рухнуть на плитку.