— Ах, дитя! Уж и похвастаться не даст. Кто тебя за язык тянет! — прикрикнул на нее Таган и стал чертить кинжалом на земле и объяснять, куда пойдут от джара каналы. Ольга поймала себя на том, что слушает его со всем вниманием, на какое способна. А почему бы и нет, ведь орошение тесно связано с ее работой в экспедиции. Еще полгода назад, в Москве, думала она, бесконечно далекими и чуждыми казались ей все эти среднеазиатские арыки, и вообще не было ей дела ни до каких там Кумыш-Тепе. А жизнь изменила все. И с этой черноглазой колхозницей уже есть общие интересы. Как хорошо, что ее, Ольгу, вытащили сюда и она увидела мать, дедушку Сувхана и Айнабат. Ого, какими восторженными глазами Айнабат глядит на Тагана. Уж не влюблена ли? А может, и Таган?.. Ведь туркмены, говорят, женятся на молоденьких, а ей лет восемнадцать. Она о чем-то тревожится, трогает его за рукав.
— Постой-ка. Слышишь голос?.. Вас ищут. — И, не дождавшись их, Айнабат проворно сбежала с холма.
— Просто очаровательная! — сказала Ольга.
— Да, да, — как-то рассеянно согласился Таган. — Я задачки за нее решал… Как жаль, что вы уезжаете. Еще бы денек… — без всякой связи прибавил он.
— Не могу. Мне надо было сегодня вечером закончить подсчеты по экспедиции. Теперь уж хоть бы утром.
У ворот ждал грузовик. Вошли в дом. На подоконнике горела лампа; только что проснувшийся Каратаев читал газеты. Откуда-то из сумерек неслышно выступила Джемал-эдже и молча глядела на сына и гостью. С минуту длилось неловкое молчание.
— А давайте-ка чай пить, эй, народ! — стал шумно приглашать Каратаев. — Спешить тоже иногда вредно, — почему-то заключил он. — Чай, чай, нельзя обижать хозяев.
За столом Ольга непринужденно переговаривалась то с Каратаевым, то с Таганом. Джемал-эдже сидела поодаль к думала: «Сын на нее смотрит, как Мурад смотрел на меня. Уедут, и останемся мы со свекром и внуков не будем нянчить. А я-то надеялась: невестка при мне… Конечно, можно увязаться с ними, я ужилась бы с русской, отец с матерью у нее хорошие; но нельзя же свекра бросить, а в город он не поедет: делать ему нечего в городе. И дня без дела не проживет, заскучает, станет ворчать да ругаться и помрет, не доживет веку…» Она с неспокойной грустью наблюдала Тагана, Ольгу, потом немного успокоилась, подумав, что девушка не виновата, если пришлась по душе ее сыну. Пусть уж будет то, что бог пошлет.
Спустя четверть часа Ольга сидела в кабине грузовика. А мать стояла у ворот рядом с сыном и говорила гостям какие-то слова, не слышные за шумом мотора.
Она негромко говорила:
— Как тебе захочется, навести нас, дочка моя. Приезжай. Еще приезжай.
Машина дрогнула и скоро скрылась в темноте.
Глава девятая
День ото дня прибавлялось у него забот. Родной оазис мог обернуться добровольной каторгой, не будь Ольги. Ее присутствие не облегчало положения, скорей наоборот, но — меняло окраску всего окружающего.
Рядом Туркменгидрострой расширял главное русло канала. Крепилась дамба, изготовлялась лотковая сеть в целинных совхозах. На старых же землях многое продолжали делать по старинке. Между тем львиная доля пашни оставалась за колхозами. Исконные пахотные земли по Мургабу, как и сто лет назад, подвергались засолению. За счет государства и неделимых фондов копались мелкие коллекторы, да слабо, слабо. Урожаи не повышались, а тонны хлопка планировали ежегодно. Сейчас требовалось выправить положение в самые сжатые сроки.
Новые монтажные управления все начинают на целине, у них инженеры — из Ашхабада, из Ташкента. Опять туда, за канал, ездил вчера Таган на Мередовом мотоцикле. Денек выдался напряженный, зато с подпором решили окончательно. Таган связал по телефону своего министра со здешним управляющим и получил всю необходимую технику для джара.
Вчера же случайно встретил там председателя Мергенова. Старик, достаточно известный в республике, по району слывет за хитреца и выжигу. У него такое дело. В пути пропали платформы с машинами для местной Сельхозтехники, и Мергенов узнавал, не завезены ли они на трестовскую базу. Ему позарез нужен роторный экскаватор, числящийся среди утерянных машин. Конечно, и у старика на уме джар… И глубокая ревность к его, Таганову, председателю. Очень обрадовался Мергенов, поймав Тагана. Но разговора не состоялось, инженер был занят. Условились встретиться завтра.
Так еще и еще переплетались и возникали новые связи, требовалось держать их в уме.
Солнце, пробиваясь сквозь ветви, заливало двор ярким светом, и от света Таган проснулся. Мать во дворе хлопотала возле огня. Таган оделся, подошел к карагачу, где висел рукомойник над медным тазом, и стал умываться, отфыркиваясь и плеща водой. Спросил мать, понравилась ли ей Ольга.
— Ох, не привыкла я к таким. Голубоглазая! — Джемал-эдже улыбнулась в некотором замешательстве от его вопроса. — Русская, а приглядишься — как наша. Дедушка вчера хвалил эту голубоглазую. Ну да ведь и отец-то у нее достойный.