— По моему мнению, проект неприемлем, — сказал Таган. — Мечта народная решается нынче иным способом. Аму-Дарья дает втрое больше, чем давал Мургаб. Мертвая падь рядом с новым каналом, в сущности, пустяк, и разговор о ней я не считаю таким уж принципиальным. Мы ошибаемся, Акмурад-ага, когда смотрим на дело с прежней точки зрения. Задержать паводок, пустить воду на посевы — как будто благо, но ведь стихийных сбросов скоро совсем не будет. В записке своей, помнится, вы довольно ярко выразились: тысячу лет, мол, русловые плотины громоздили, без конца латали, а паводков в дельте избежать не удавалось. Верно, совершенно верно — для того тысячелетия, — но без учета нынешних, вот этих пяти лет и, может быть, даже месяцев. В Ашхабаде зимой вы не изъявили желания ознакомиться с планом нового руслового водохранилища, хотя вас просили об этом. Помните? Попросту отмахнулись: дескать, не наш район и забота не наша. А как раз то вместительное водохранилище и примет весенние потоки с гор; тут, в дельте, паводки прекратятся. Так называемые излишки не будем сбрасывать в пески. Чем же станет заполняться падь? Деньги затратим, а в яме вашей скопится дождевая вода, которой хватит лишь для разведения малярийных комаров.
— Гм, — подал иронический голос Скобелев; Каратаев же слушал с таким видом, словно у него болят зубы.
— Кроме того, — продолжал Таган, — вокруг пади образуются солончаки, землю погубим. Вон шелководы не прочь использовать Мертвую падь под тутовую рощу. Не знаю всех плюсов и минусов такого варианта, пусть решают агрономы, но, полагаю, роща вырастет неплохая, и это все же не солончаки, не малярийные комары. Свой проект для джара я готовил, зная, что встречу оппонентов, и не только в лице своих учителей. — Таган учтиво поклонился Каратаеву. — Я нашел их среди ближайших своих родичей. Назаров склонен был поддержать водхоз. И вашу записку, повторяю, читали мы внимательно, но пора уже от бумаг, от слов, что называется…
— Да, да, по-моему хватит! — прервал Скобелев, широко улыбаясь. — Только почему же раньше-то вы не убедили товарищей?
— Мы спорили, — устало махнул рукой Каратаев. — Я и сейчас не верю, что можно удержать всю воду с гор. Сезон на сезон не приходится. Какие наводнения-то бывают в иные годы! Разве вы не видели?
— Видел. Во время оно! — подтвердил Скобелев.
— А Зеравшан? Зеравшан, кишлак Айни — вспомнить не грех! — встрепенулся опять Каратаев. — Тоже речка не Волга, а какого шума наделала. Едва не погубила Самарканд со всеми культурными землями. Вспомните: министры из Москвы, специальные команды. Горы взрывали, спасая Самаркандский и Бухарский оазисы. Миллионные расходы. Этого забывать нельзя.
— Но это уже совсем из другой оперы, — возразил Таган. — Я как раз был в кишлаке Айни, меня тогда тоже командировали. Помогал как гидротехник, а потом, когда все обсудили и подсчитали, на бульдозере еще несколько дней работал. Но там ведь режим реки иной, рельеф горный. Река не зарегулирована как эта. А серьезный поток — будь он там или здесь — разве сдержишь его такими озерками, каким могла быть Мертвая падь? Нет, пример с Зеравшаном неудачен.
— Все понятно, все до точки. Времена гнилых хаузов миновали. И надо нам оживить эти мертвые пади, но иначе. Будем превращать их в поля и рощи, заселять соловьями… Ну вот, видите, и я лирики не избежал, — засмеялся Скобелев.
— Оживить можно только водой! — вставил Каратаев, но сопротивление в нем явно ослабло.
— Золотые слова. А ее нам из Аму-Дарьи дали вволю — только не зевай с использованием. Между прочим, я на днях читаю в газете — и, уж извините, Акмурад, без церемоний спрошу, благо автор статьи налицо: правильно про водхоз написано? Или сгущены краски?
Переход вышел очень крутой. Каратаев стиснул зубы и покосился на Тагана.
— Чего там сгустил, — сказал он со вздохом, — в райкоме потом гуще было.
Таган не мог определить, действительно ли Каратаев признавал критику справедливой или показывал свое презрение к нему. В глазах бывшего наставника он опять, не заметил ни вражды, ни привета, а только тяжелую усталость. Иванюта смутился, беспокойно заерзал на стуле. А Скобелеву ответ понравился.
— Ну, коли так… — начал он, поглаживая усы, и намеревался что-то добавить, но тут неожиданно и без спроса в кабинет ввалились Чарыяр Баллыев и Аннадурды Мергенов. У них произошла ссора, лица были багровые от гнева.
Впрочем, драма оказалась несложной. Среди машин, отыскавшихся наконец где-то в ургенчских тупиках и едва не присвоенных хорезмскими ирригаторами (а отыскал все-таки Завьялов), был роторный экскаватор — новинка, чудесная вещь: одним заходом роет тебе готовый канал. У Мергенова имелась договоренность с Сельхозтехникой, ему с колес обещали новинку, пока там суд да дело, а Чарыяр накрыл заговорщиков при выгрузке машины и поднял бучу. Он намекал, будто сосед его «подмазал». Подозревать коммуниста Мергенова в подкупе было слишком рискованно, разве старик стерпит такой поклеп! А сам же некогда обмолвился, что бочку вина прикатит тому, кто даст роторный…