— Восемьдесят шесть, — поправил его секретарь.
— Да, да, мне восемьдесят шесть, — засмеялся Рамасвами, — хотел показаться перед вами моложе, вот и сказал восемьдесят пять. А меня сразу уличили. В Москве я был совсем молодым. И все там были молодые. Как мне хотелось остаться там навсегда. Но ничего не получилось. Теперь я об этом не жалею. Я честно служил своей родине и сделал все, что было в моих силах. Для себя мне ничего не надо.
— Господин Рамасвами, — напомнили ему, — через полчаса митинг.
— Да, да, — закивал он головой. — Я помню. Сегодня я обязательно скажу им о Москве и о вашей стране.
Он тяжело поднялся, пожал мне руку и медленно, с трудом двинулся к выходу. Он все еще продолжал быть пророком…
Красное и черное
По обеим сторонам длинной пыльной улицы без тротуаров тянутся приземистые обшарпанные дома и хижины, крытые пальмовыми листьями. Кое-где меж домов и хижин вкраплены редкие маленькие лавчонки. За домами высятся почерневшие от жирной грязи цистерны с горючим. Юркий, окутанный клубами едкого дыма паровозик то и дело снует по узкоколейке, ведущей к гавани. Из прокопченных мастерских, расположенных рядом с узкоколейкой, доносится дробный несмолкающий стук. Около хижин темнокожие люди в набедренных повязках чинят разложенные прямо на земле сети. По улице носятся оборванные босоногие мальчишки, не знающие ни школы, ни сытой жизни. На этой улице, где каждый знает всех, появление нового человека — событие. И прежде всего для мальчишек. Вот они с криком ринулись в узкий грязный переулок. Через несколько мгновений оттуда появляется группа людей. Двое из них несут красно-черные флаги. За ними уныло, опустив хвост, плетется пес неопределенной масти. К ошейнику пса прикреплен красно-черный флажок. Ватага мальчишек, держась на почтительном расстоянии, следует за псом. Позванивая монетами в консервных банках, люди движутся вдоль улицы.
— «Дравида муннетра кажагам» — ваша партия! — начинает один из них голосом зазывалы. — Она защищает интересы всех угнетенных! Жертвуйте на вашу партию.
Рыбаки, чинящие сети, поднимают головы и равнодушно провожают взглядом процессию.
— Дравидийская прогрессивная партия… — снова начинает идущий впереди человек.
Толстый лавочник вышел из-за прилавка и ждет людей с флагами. Те приближаются к лавке, гремит мелочь, брошенная в банку.
— Дравидийская прогрессивная партия — ваша партия!
И так от лавки к лавке. Их хозяева — единственные состоятельные люди на этой улице. Они бросают в банки серебряные монеты, получают расписку и ревниво наблюдают за соседними лавками. Дадут или не дадут? У рыбаков и рабочих мастерских денег нет, а поэтому около их хижин активисты партии не задерживаются.
— Дравидийская прогрессивная партия — ваша партия! Жертвуйте на вашу партию!
Медленно плывут вдоль улицы два черно-красных флага. Красная полоса означает революцию, черная — невежество дравидов.
Эти флаги появились в Мадрасе в 1949 году, когда большая группа членов Дравидийской партии во главе с киносценаристом Аннадураи покинула великого Рамасвами. Их не устраивало то, что Дравидийская партия стоит в стороне от политической борьбы за власть, что она теряет возможность провести своих кандидатов в парламент и Законодательное собрание штата. Их не устраивал терявший свое значение и ставший одиозным «антибрахманизм» Рамасвами. Им уже не нужен был старый вождь с причудами «святого» и с отжившими этическими принципами. У них появились свои вожди, которые не хотели оставаться в тени, падавшей на них от легендарной фигуры Великого. Они сами хотели быть великими. Аннадураи стал их первым признанным вождем. Противоречия между ним и Рамасвами нарастали, как снежный ком, катящийся с горы, но повод для раскола представился только в 1949 году.