Годы и дни Мадраса

«Аруначала! Аруначала! Свет нашей жизни! Священный огонь бытия!» Каменная змея извивается над черным цилиндром лингама, щедро политым кокосовым молоком. У дальней стены молитвенного зала рядом стоят горшки с гхи. Здесь платят мзду священной горе. Сегодня это масло будет гореть на ее вершине. И если ты хочешь, чтобы исполнились твои желания, купи горшок и поднимись с ним на гору. А если не можешь сам подняться, найми кули. Вот они стоят тут же, сбившись в тесную группу. За несколько рупий они пройдут десять миль по горной дороге на вершину и принесут тебе исполнение желания. Это ведь не дорого, правда?

В храме я окончательно теряю ощущение реальности. После бессонной ночи голова становится легкой и чуть кружится. Мне кажется, что я стою здесь тысячу лет и жду, когда Шива опустит свою стремительную ногу на железные плиты зала. Кто-то трогает меня за руку. Ну, конечно, это мать Махадевы.

— Идем, амма, — говорит она. — Нам еще надо подняться на Аруначалу.

Я с сомнением смотрю на старую женщину. Махадева говорил, что ей 75 лет. Сможет ли она пройти десять миль до вершины?

Откуда-то из полумрака появляется Махадева. Он поворачивает ко мне раскрашенное белыми полосами лицо и машет рукой в направлении к выходу.

— Аруначала, — коротко говорит он.

По небу плывут низкие облака, но в их разрывах кое-где уже просвечивает голубое небо. Дождь прекратился, и гора Священного огня нависает над городом, пряча вершину в лохматые тучи. Мы идем мимо харчевен, где сидят садху и санияси, жадно втягивая ноздрями аппетитный запах жареного теста. Нескончаемый поток пилигримов течет мимо нас. Мы ныряем в этот поток, и он несет нас к каменистой тропе, которая начинается неподалеку от храма. На подъеме мои чапали скользят, я выскакиваю из них и съезжаю вниз. Но надо идти. Через милю, когда мы оказываемся на крутом склоне, я вижу храм и Тируванаималаи как на ладони. От храма к горе тянется, извиваясь, цепочка пилигримов. Она продолжается и наверху, пересекает перевал и растворяется в низко висящем облаке. Мы идем медленно, обходя крупные валуны, и скользим по размытой почве. Впереди идет мать Махадевы, и я с удивлением начинаю замечать, что она отрывается от нас, и теперь я вижу ее синее сари, мелькающее среди пилигримов, наверху, у подножия скалы.

— Вот это да, — говорю я Махадеве.

Он довольно смеется.

— Я боялся за нее. А теперь вижу, мои опасения напрасны.

Мы пересекаем первый перевал. За ним сразу же встает другой. Вершина, окутанная облаками, отодвигается все дальше. Мои чапали размокли, и теперь я гадаю, выдержат ремешки или нет. Нет, не выдержали. Ремень на правой ноге предательски лопается. Я беру чапали в руки и продолжаю идти в одном. Идущие сочувствуют мне, дают советы, незлобливо подсмеиваются. На очередном перевале мы останавливаемся передохнуть. Мать Махадевы уже давно нас поджидает. Тут же рядом с ней расположилась группа юношей.

— На гору? — спрашивают они меня.

— Да.

— Дойдете? Ведь еще очень долго. Мы решили уже спускаться.

— Я еще попробую подняться.

Они с сомнением качают головами. Мимо нар продолжает катиться поредевший поток пилигримов. Женщины, мужчины, дети, старики, кули с палками-коромыслами, на концах которых висят гроздьями горшки с гхи. Весь этот поток устремляется вверх, к Аруначале. Проходим еще один перевал и попадаем в облако. Сыплется холодная изморось, клочья тумана цепляются за валуны и деревья. Тропа изрядно полита гхи, и его запах стойко держится в тумане. И снова вверх. Миля за милей, туда, к вершине Священного огня. Я теряю счет милям, счет времени. Моя правая нога разбита и кровоточит. А впереди так же неутомимо мелькает сари 75-летней матери Махадевы. Долгие подъемы, короткие спуски, ложбины, облака. И наконец последний каменистый подъем. Мы с трудом преодолеваем его. И когда оказываемся на краю верхней площадки, нас приветствует там мать Махадевы. Плоская вершина Аруначалы плотно окутана туманом, и я с трудом различаю предметы, находящиеся на ней. Несколько закопченных камней, цистерна с монетками на дне и множество горшков с гхи. Дует холодный, промозглый ветер, и те, кто стоят на вершине, зябко кутаются в одеяла и куски ткани. Оставаться здесь долго неприятно, и мы спешим спуститься с площадки под защиту большого валуна. Я смотрю на мать Махадевы, но не замечаю никаких признаков усталости на ее морщинистом темном лице.

— Идемте, идемте, — торопит она нас. — Скоро зажгут священный огонь. На вершине в это время никто не должен оставаться.

Действительно, надо спешить. Мы начинаем спускаться. Впереди еще десять миль трудной каменистой дороги. Но к шести часам мы уже были внизу. Это казалось фантастичным, как и все в эту ночь и в этот день.

— Вы устали? — спросила я мать Махадевы.

— Нет, — бодро ответила старуха. — Я совсем не устала. Мне помог Шива. Он вознес меня на вершину.

И я лишний раз убедилась в великой силе самовнушения.