Годы — не птица

— Захотели бы — нашли где устроить. В школе какой-нибудь… — Глаза главного перескакивают со стола на Потапова, от Потапова на стол. — Нехорошо, товарищ Потапов, нехорошо. За следующей партией поедете, учтите это.

— Нет, это возмутительный человек! — задергался на стуле «босая голова». — Я считаю, что ему вообще нельзя поручать такие ответственные дела. Представляете: ночь, ветер, люди продрогли, измучились, шоферы вторые сутки за рулем. Я каждую минуту ждал аварии. Говорю этому товарищу: «Давайте где-нибудь заночуем», а он слушать никого не хочет, да еще, знаете, грубит. — Складка на «босой голове» набрякла краснотой. — А сам-то он, между прочим, всю дорогу в кабине ехал, а мог бы, кажется, и женщине уступить.

Захар Кузьмич подумал:

«Вот ведь трекнул, а того не знает, что у Потапова поясница фашистским автоматом прошита».

Главный смолчал. Подадакал только, упершись глазами в стол, потом сказал похмуревшему Потапову:

— Я вас прошу: тех, кто поедет в третье отделение, проводите в столовую. Там обещали к семи завтрак приготовить. А институтские товарищи пусть еще немного подождут.

Потапов поднялся тяжело, из кабинета побрел — ноги будто костыли ставит.

— Так вот, Захар Кузьмич. — Главный пятерней правит свои непокорные волосы. — Даем вам людей. Люди серьезные. Из научного института…

Захар Кузьмич кивнул.

— Первым делом всех надо накормить, потом устроить с жильем.

— Только учтите. — Институтский крутнулся вместе со стулом к Захару Кузьмичу и лицом оказался мал, у Федора-кузнеца кулак больше. На глаза виснут брови сажной черноты. — Наши сотрудники в большинстве своем народ высокооплачиваемый, несколько человек кандидатов наук, даже один доктор… У этого доктора оклад ни мало ни много четыреста рублей. Но и у других тоже зарплата порядочная. У всех семьи, расходы, сами понимаете, а при выезде на село нам ведь только половину оклада сохраняют… — Брови у «босой головы» все время по лбу елозят. — Так что я настоятельнейшим образом прошу вас, Захар Кузьмич, создать нашим людям необходимые условия для хорошего заработка. Конечно, я не говорю о полной компенсации, но все же…

Захар Кузьмич угукнул, самого забирает злость.

«Условия им подай… Нам-то кто условия создает?»

Вслух же сказал:

— Расценки одни у нас. На свекле, к примеру, по три рубля зарабатывают бабы, на сене — два, два с полтиной.

— Ну что ж, это не так уж плохо.

Главный в институтского впился глазами:

— А вообще, самые большие заработки у нас на строительстве — четыре, пять рублей в день. Режет нас строительство. Сейчас вот срочно надо выстроить две клуни — это у нас так зернохранилища называют. Вот если бы из ваших бригадку строителей сколотить…

— Мм… — Институтский отвалился на спинку стула, ноги протянул в растопырку. — Такие люди у нас, пожалуй, найдутся. Только ведь постановление обязывает использовать нас на уборке кормов, непосредственно. Вам не нагорит?

— Нагореть-то, может быть, и нагорит, да не в этом дело… Понимаете, у нас через месяц начнется уборочная. Виды на урожай большие в этом году. А зерно у Захара Кузьмича семенное, на элеватор его не повезешь. Может быть, слышали: голубая остистая пшеница?

— В газетах что-то такое встречал…

— Ценнейший сорт. А не построим клуни, пропадет зерно…

Захар Кузьмич всегда удивляется главному. Ведь с директором вместе учился, в одном институте, а не чета ему. Директор, тот и понимает как надо, не хуже главного понимает, а вот гнет всегда туда же, куда сверху гнут. Этот нет: как совхозу надо, так только и делает, хоть кому вперекор. Потому, может, и тощий…

— Ну, что ж… В конце концов вам виднее. Я согласен. Думаю, что и люди с удовольствием пойдут на стройку.

Главный улыбнулся.

— Вот и хорошо.

Институтский свое знает:

— Да, но мы с остальными не решили.

— Как вы считаете, Захар Кузьмич, куда остальных? — спросил главный. — На свеклу или на сенокос?

— Люди нужнее на свекле. Да там и заработки больше.

— Значит, так и порешим. — Главный встал, за ним институтский с неохотой. — Только тем и другим надо сегодня же оформить наряды.

— Сделаю.

— А сейчас забирайте народ и везите прямо в столовую. У кого не окажется денег — кормить в кредит.

— В случае каких-либо неурядиц я уж к вам, — пообещал институтский.

— Пожалуйста. Звоните, заходите…

Из кабинета Захар Кузьмич и «босая голова» пошли вместе. Институтский ростом пониже, лет же ему по виду не больше полста.

В коридоре всё дрыхнут. На дворе народ поредел, а галдежу не меньше. Усмотрев старшого, все двинулись навстречу, его и Захара Кузьмича обтеснили со всех сторон. Девки чистолицые, аккуратные в грудях, так и зыркают глазищами, и под зырканье это Захар Кузьмич стушевался, вспомнил, что седую щетину не сбрил с утра, что костюмишко, который уж сколько раз одевать зарекался, маслом, бензином пропах.

— Товарищи, прошу внимания! — У старшого на горле взбухла жила. — Сейчас мы поедем…

Кто во что:

— Как?! Опять ехать?

— Вы лучше скажите, когда нас кормить будут…

— Да тише же! Я не могу всех перекричать…