Годы странствий

Зойка (вздохнув, кивнула головой). Без вести пропала три года назад. Тоже военврач была. (Не сразу.) Светать скоро станет. (Неожиданно отбила ногами чечетку.) Эх, зачем ты меня родила на свет, мамочка! (Помолчав.) Сыграй что-нибудь грустное, артиллерист.

Артиллерист. Это можно. (Негромко играет вальс.)

Солдаты просыпаются.

Первый солдат. А сейчас удивительное случится.

Второй солдат. Какое еще удивительное?

Третий солдат. Будет врать-то.

Первый солдат. А вот увидите.

Все трое засыпают. Артиллерист продолжает играть вальс. Спящая женщина просыпается. Это Ольга. Она очень изменилась.

Ольга

(негромко Солдатенкову). Уже утро? Кажется, светает. Не навели еще переправу?

Солдатенков. Никак нет. А вы спите, не тревожьтесь. Ежели что, я вас разбужу, как обещал.

Ольга. Спасибо. (Натягивает на себя шинель.) Ночь сегодня какая прохладная. А небо чистое – ни облачка. Хороший день будет завтра. (Поворачивается и засыпает.)

Артиллерист (отложив аккордеон). Хватит, наигрался. (Подошел к Зойке.) Раненых везете?

Зойка (кивнула головой). Из-под Блакенбурга.

Артиллерист. Ну, как там?

Зойка. Части к Берлину стремятся. Похоже, кончается война, артиллерист.

Возвращается Ведерников.

Ведерников

. Переправу восстановят через час, придется ждать, в обход ехать далеко. Ступай к машинам, Зойка, скажи, чтобы в лесок заехали, а то здесь бомбят часто.

Зойка. Есть. (Убегает.)

Солдатенков. Подсаживайтесь к нам, товарищ военврач. Чайком не воспользуетесь?

Ведерников. Налей кружечку. (Пауза.) Давно воюешь?

Солдатенков. С июля сорок второго.

Ведерников. С нашим братом имел дело?

Солдатенков. А как же! Сурьезно со мной обстояло – думал, без ноги останусь. Спасибо, препарат доктора Тучкова выручил.

Артиллерист. Об этом аппарате и я в госпитале слышал. Говорят, великая вещь.

Солдатенков. Это точно. Только он не во всех случаях способствует. Вот у нас в лазарете старшина Васюков гангреной мучился. Ну, ему, конечно, тоже накладывали раствор этот на зараженное место. А он, старшина, от кровотечения помер.

Ведерников (мрачнея). Видишь ли, сержант, против гангрены раствор помогает в редких случаях.

Солдатенков. Что же он, доктор Тучков то есть, не усовершенствовал свой препарат?

Ведерников

(помолчав). Он погиб на фронте, доктор Тучков.

Солдатенков (мягко). Понятно. С мертвого спроса нет. Ну, а другие врачи что же?

Ведерников. Газовая гангрена – не шутка, сержант. И все же, дай срок, найдется и на нее управа.

Солдатенков. Да, ежели подумать, война вашему брату – великая практика.

Ведерников. Только годы уходят, не вернешь их. (Помолчав.) О матери я очень тоскую, сержант. Жили вот в одном городе, а виделись редко. Сейчас даже вспомнить об этом страшно: как я мог так жить. (Помолчав, берет лежащий перед Солдатенковым осколок зеркала, смотрит на себя.) Да, постарел. Уходят дни. Когда я был мальчишкой, я думал, что дни не исчезают бесследно, а уходят куда-то и там живут своей постоянной, неизменной жизнью. (Помолчав.) Куда уходят дни, сержант?

Солдатенков. А куда им уходить? Они тут, при нас. Хорошо прожитый день и после нашей смерти жив остается. (Помолчав.) Вот кончится война, строже жить будем. (Значительно.) Кому жизнь оставлена, с того ныне особый спрос.

Ведерников. Думаешь?

Солдатенков

. У меня в эту войну семь дружков погибло. Что ж, вы считаете, они свою жизнь отдали, чтоб я на лавке валялся и пироги с водкой жрал? Полагаете, они за такую перспективу погибли?

Ведерников. Ну, а по-твоему как, сержант?

Солдатенков. Пока на земле горе, нам покоя нет.

Артиллерист. Это точно.

На перроне показывается Зойка, она останавливается в некотором отдалении и независимо поглядывает на разговаривающих.

Ведерников. Ты зачем пришла?

Зойка. Просто так пришла.

Ведерников. Садись чай пить. Сержант угощает.

Зойка (подходя). Налейте, что ли.

Солдатенков. Она у вас строгая.

Ведерников. Набаловалась.

Зойка. Ну да, мое баловство – под пулями лазать. (Отхлебнула чай.) Что ж чай-то не крепкий пьешь, пехота?

Ведерников. Сердитый у меня адъютант. Второй год с ней маюсь.