Годы в Белом доме. Том 2

Но все было бесполезно. Наши действия опередило преднамеренное ускорение напряженности со стороны Индии. 24 июля Кауль вновь отверг идею присутствия сотрудников ООН на индийской стороне границы. 4 августа посол Джха отверг предложение заместителя государственного секретаря Джона Ирвина, чтобы Индия установила контроль над действиями повстанцев со своей территории. Джха сделал новое предложение – о том, что Соединенные Штаты выдвинут инициативу и установят контакт с бангладешскими беженцами в Калькутте. Когда мы это сделали, как будет описано дальше, контакт был оборван из-за учиненных Индией помех.

Советско-индийский договор о дружбе

9 августа, как гром среди ясного неба, появился Советско-индийский договор о дружбе.

Мы вначале узнали из газет о том, что советский министр иностранных дел Громыко завершил визит в Дели подписанием 20-летнего договора о мире, дружбе и сотрудничестве. Его общие положения не могли скрыть его стратегического значения. Он содержал обычные статьи относительно вечной дружбы, невмешательства в дела друг друга и о сотрудничестве в экономических, научных, технических и культурных делах. Но важнее всего было то, что обе стороны давали обязательство консультироваться на регулярной основе «по важным международным проблемам», оказывающим влияние на обе стороны. Решающее значение имело положение статьи IX, которая призывала высокие договаривающиеся стороны воздерживаться от предоставления какой-либо помощи любой третьей стороне, участвующей в вооруженном конфликте с другой стороной, и обязывала каждую сторону немедленно приступить к взаимным консультациям в целях принятия «соответствующих эффективных мер» в случае, если одна из сторон явится объектом нападения или угрозы нападения.

Первоначальная реакция нашего правительства была удивительно полной оптимизма. Разведывательные оценки, наверное, подсознательно окрашивали на основе давних восприятий Индию как пацифистскую страну, стоящую вне силовой политики. Да и нелегко было принять предположение о том, что дочь Неру целенаправленно подталкивала неприсоединившуюся Индию к фактическому союзу с СССР. Отсюда, оценка от 11 августа заключалась в том, что г-жа Ганди сопротивляется течению общественного мнения, склоняющегося в пользу решительного столкновения. Советы якобы опасались, что она могла оказаться вынужденной вопреки ее предрасположенности признать Бангладеш и, таким образом, вызвать объявление войны Пакистаном. Подписанием договора, как далее объясняли аналитики, СССР обеспечивал ее дипломатический успех, который помог бы ей проводить ее политику умеренности и сдержанности. В ответ Советский Союз оставался бы уверенным в том, что индийская территория не будет использована в качестве враждебного плацдарма.

Оглядываясь назад, понимаешь, что ничего глупее этой оценки придумать было нельзя. То был классический пример того, как предвзятое мнение формирует оценки разведслужб. Никаких реальных перспектив создания какой-то иностранной базы на индийской земле не было, совершенно ни одной, чтобы она могла привести к экстраординарному отходу от прежнего индийского поведения и советской предосторожности. Мы знали, что главным сдерживающим элементом военного конфликта был страх военных стратегов Индии, что война, которую Советы не одобряли, истощила бы советскую линию снабжения и подтолкнула бы Китай на вторжение. Советско-индийский договор о дружбе был предназначен для снятия этих страхов, а потому объективно он усиливал опасность войны. Советский Союз воспользовался стратегической возможностью. Искушение продемонстрировать китайскую слабость и унизить друга, как Китая, так и Соединенных Штатов, оказалось слишком велико. Если Китай не предпримет ничего, он покажет себя слабым; если Китай попытается повысить ставки, он рискует получить ответные меры с советской стороны. При наличии договора Москва бросала зажженную спичку в пороховую бочку.