Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности

Путь к окончательному объединению Германии лежал через войну с Францией — в этом Бисмарк был твердо убежден. Наполеон III считал раздробление прежней Германии на три части: Северо-Германский союз, южные государства и Австрию — делом своих рук и был совершенно нерасположен отказываться от этого блестящего, как он думал, дипломатического успеха своей политики. Разбитая на три осколка Германия была ему не страшна, но всякая попытка к воссоединению хотя бы двух ее частей должна была встретить в его лице отчаянного врага. Однако на пути к германскому единству стояла не только одна Франция. Сами южногерманские государства отнюдь не были проникнуты общегерманским патриотизмом. Правда, они заключили с Пруссией наступательный и оборонительный союз, кроме того, для разрешения таможенных вопросов депутаты от южных государств допускались в Северо-Германский рейхстаг: получался, таким образом, общегерманский орган для разрешения вопросов таможенного законодательства — своего рода таможенный парламент, который, по мысли Бисмарка, должен был стать переходной ступенью к созданию общегерманского парламента вообще. Но скоро выяснилось, что сами южногерманские государства отнюдь не хотят сливаться с Пруссией. Партикуляристов юга пугала прусская властность, и они вовсе не хотели расставаться со своей независимостью; либералы не могли простить Бисмарку его безбюджетного управления Пруссией в эпоху конфликта; католическое население юга, особенно крестьяне, находившиеся под влиянием духовенства, склонны были видеть в протестантах севера еретиков; кроме того, на юге боялись усиления налогового бремени после включения в общегерманский союз, что действительно уже и случилось с северными государствами. Поэтому депутаты южных государств, входившие в состав рейхстага для обсуждения таможенных вопросов, оказались в большинстве довольно решительными противниками общегерманского единства: они совсем не хотели обращать таможенный парламент в общегерманский рейхстаг и заводить там разговоры на политические темы, чего упорно, но безуспешно добивался Бисмарк. Однако Бисмарк не принадлежал к тем людям, которые опускают руки от неудач. На выручку к нему и здесь должна была прийти война с Францией. Он знал, каким крепким цементом может быть война, если ее вести под национальным флагом, — а какая война могла быть для германских государств национальнее войны с Францией, вековым врагом Германии? Если Бисмарк чувствовал себя неподготовленным к ней в 1866 г., то четыре года спустя, когда закончилась реорганизация германской армии, а Франция по-прежнему была плохо подготовлена к войне, обстоятельства изменились к лучшему. Как предусмотрительный политик, Бисмарк позаботился не только о войне, но и. о дипломатической подготовке войны, и сделал это с редким искусством: Россию, которая с благодарностью еще вспоминала нейтралитет Пруссии во время крымской кампании, он подкупил возможностью восстановить ее черноморский флот, и Александр II не только обещал свое полное невмешательство в предстоящую прусско-французскую войну, но даже согласился пригрозить Австрии захватом Галиции, если бы та, помня недавнюю обиду и крушение своих великогерманских планов, вздумала воспользоваться случаем и объявила бы Пруссии войну. Кроме того, он обезопасил себя со стороны Италии, признав право Виктора Эммануила на Папскую область: сочувствие свержению папы во имя довершения итальянского единства делало Бисмарка чуть ли не революционером, но он уже не в первый раз приносил идеи легитимизма и реакционную идеологию в жертву соображениям практической выгоды. Виктор Эммануил должен был перейти на его сторону, потому что не кто иной, как Наполеон III до сих пор мешал его планам захвата Рима.