Фёдор не чувствовал боли – он полностью отдавался этому безмолвному морозному воздуху. В юноше бодрилась сила, которая скопилась в нём за эти несколько дней.
Лошадь сошла с дороги, но Фёдор не стал выправлять её ход. Они промчались по равнине. В сумерках снег казался нежно-голубым, мелкие искры едва шевелились под ногами.
В неистовой радости этой свободы, лошадь вставала несколько раз на дыбы, что Фёдор принимал, как вызов.
Он крепко удерживался в седле. В это раннее утро он не прибегал к помощи кнута, лошадь и без того была резва.
Небо занимала заря, когда Фёдор взглянул на горизонт, где вдали виднелась Слобода.
- Пора возвращаться. – с неудовольствием произнёс юноша, наклонившись к своей лошади.
Она, точно разделяя настрой всадника, мотнула головой и повела ушами.
Фёдор тихо усмехнулся, погладил по шее, прихлопнув пару раз.
- Пора, пора. Служба. – произнёс юноша, оборачиваясь через плечо на просторы, стелющиеся ещё много миль вокруг.
Лошадь пару раз помотала головой, но признала волю хозяина. Менее резво поехали они обратно в Слободу.
Сегодня было воскресение, и Фёдору, как и любому честному православному христианину, должно было явиться на утреннюю службу. Оттого-то и спешил юноша обратно, ибо недолго было прослыть и язычником.
- Того и гляди, Данка, припомнят нам кровь чужеземную, - приговаривал Фёдор, - там и не долго язычником прослыть. А то уже пиши пропало…
Поняла ли Данка смысл слов наездника своего, но прибавила шагу, и вскоре добрались они до Слободы. Фёдор спешил ко Троицкому собору, и поспел даже раньше, чем ожидал.
Фёдор оставил свою лошадь, спешился, окрестил себя крестным знамением и переступил порог церкви. Ещё у самого входа Фёдора удивил вид спящего человека.
Само по себе то не было удивительно, но юноша знал этого мужика. Рослый мужчина невысокого роста с русой бородой, которая лишь боле ширила его красное лицо, лежал, сложив руки на груди.
Фёдор лишь усмехнулся и пожал плечами.
«Видимо, к заутренней сегодня звонить некому… » подумал он, глядя на крепкий сон звонаря.
Между тем, час заутренней всё близился. Прихожане приходили один за другим. Фёдор стоял в стороне, наблюдая за тем, как тёмные фигуры людей, укутанные от мороза, стояли беспорядочными рядами.
Наконец, утреннюю тишину и тихий голос священника пронзил колокольный звон. Фёдор обернулся через плечо и едва заметно нахмурил брови.
Звонарь всё так же лежал, опустив красное лицо себе на грудь.
Фёдор осторожно ступал мимо прихожан и вышел на улицу. Мрачное небо точно ожило с первыми бледными лучами. Постепенно оно стало светлеть, и очертания собора очертились особенно чётко.
Юноша сошёл со ступеней и обернулся на заливистый звон колоколов. Фёдор пытался разглядеть звонаря, напрягая свои глаза.
«Да быть того не может…»
Фёдор решил, что его глаза изменяют ему, не иначе. Как же по-другому истолковать внешний вид звонаря? Как истолковать то, что
А тем временем в холодном воздухе разливались новые раскаты песни колоколов. Призыв к заутренней молитве летел над Александровской Слободой, опережая и солнце, и сам новый день.
Фёдор смотрел некоторое время. После чего удивлённо вскинул брови, помотал головой и вернулся на утреннюю службу в церковь.
...
- А чего это ты вопрошаешь меня? Будто я его на колокольню звал, ей-богу. – пожав плечами, ответил Алексей и потянулся за тарелкой с щучьей икрой и зачерпнул её большой ложкой.
- Да любопытно стало, вот и вопрошаю. – просто ответил Фёдор. – Ты мне про то не рассказывал, вот я и удивился.
- Да мне что, про каждую странность да причуду государя рассказывать? – усмехнулся Алексей, вытирая усы.
- Неужто сам ты не спрашивал его о том? – спросил юноша.
- Так почём спрашивать? – Басман помотал головой и обернулся к своему сыну. - Пущай звонит, ежели хочется того государю. Немного забав у него, при коих никто покалечен не будет. Велика странность, куда деваться!
Фёдор вздохнул, подпирая лицо рукой.
Место во главе стола пустовало, как и напротив Басмановых.
- Верно, государь с Андреем Михалычем совет держит. – предугадывая вопрос сына, произнёс Алексей.
- С Курбским-то? – протянул Фёдор.
- С ним самым. – вздохнул Алексей. – Без него государь разбитый будет ходить, уж поверь. Вот пошлют Курбского сейчас воевать, вот прескверный нрав государя нашего и обнажится, уж поверь старику своему. Ежели ты считаешь меня другом царя-батюшки, то Андрюша будет братом, не меньше.
Фёдор продолжал смотреть на мужиков, собравшихся на застолье через полуопущенные веки. Малюта грубо разделывал своим ножом дичь и вгрызался в мясо, точно куска во рту не держал от роду.
- И всё-таки странно это. – вздохнул Фёдор, подзывая жестом холопа с кувшином.
- Да не бери ты в голову каждую придурь, ей-богу. Лишь Господу ведать дано, что творится в душе и разуме царя. Ты, Федь, веди себя, главное, пристойно, да не гневай государя нашего светлого.
Фёдор кивнул, однако взгляд его был рассеян, точно мыслями своими юноша был далёк от отца своего и от всего этого шумного застолья.
...
- Стойте! Стойте! - раздалось откуда-то из-за спины.