《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Ничтожная россыпь ринулась прочь, но несколько фигур отбились от общей шайки голодранцев. То был щуплый мальчонка – нескладный и нелепый, он оступился, и слабые ноги его подкосили. Мать его, укутанная в грязное рубище, прижимала второе чадо своё к сердцу, покуда помогала старшему сыну подняться с земли. Женщина, обнявши обоих сыновей к себе в ужасе бросила взгляд на приближающихся опричников.

Меж тем, братия уж приступилась совсем близко. Вдова жалась к стене переулка, пряча взор и чад своих от опричников. Её посиневшие тонкие губы безмолвно дрожали в молитве.

Иоанн глядел на дорогу, и оборванка попалась под его блуждающий взор. Вернее, не столь вдова, сколь её сын, с ужасом выглядывающий из объятий матери на приступившихся кромешников.

Мальчишка был вне себя от ужаса, и едва ли дышал, но не смел отвести взгляду. Притом, и владыка отчего-то опустил свой будто бы слепой взор на оборванца.

Рассудок безмолвствовал, равно как и сердце, и Иоанн ступил дальше, ведя опричнину за собой.

На том б и разошлись, да Иоанн заслышал глухой звук.

Кто-то из опричников швырнул под ноги вдове чёрствую краюху хлеба.

Царь круто развернул лошадь, и взор его во мгновение прояснился. Он обвёл взглядом братию, и безмолвное его повеление было выполнено. Опричники невольно отступились от того милосердного их собрата, коий уж исполнился жалостью ко вдове.

Иоанн медленно взвёл руку, указывая на нищенку и её ублюдков. Опричник с поклоном с спешился, и, обнажив шашку, скоро расправился с ними. Гибель наступила до милосердного быстро.

Царский слуга поднял взгляд на владыку, как вдруг его пронял мертвяцкий хлад, и всё существо его взвелось.

Он узрел тот взор на себе, тот безмолвный приказ. Скуратов спешился, держа в своих руках тяжёлую секиру.

- Словом и делом, государь! – только и успела вознестись мольба, как Григорий рубанул

грудь опричника, пробив кольчугу.

Братия оцепенела, наблюдая за расправою.

Иоанн же развернул Грома, и поехал прочь, будто бы ничего и не сделалось, покуда Малюта оттаскивал тело опричника прочь, с дороги, волоча его к прочим безвестным трупам.

…

Зал Новгородского Кремля взаправду завален был неземным великолепием. Злато да самоцветы затмевали взор, куда ни глянь. Иконы блистали самоцветами в окладах золотых, легли послушными волнами ласковый шёлк, вилась парча, с плетущимися узорами. Княжеские короны и скипетры покоились средь сих сокровищ.

Фёдор преступил порог, оглядывая свезённое богатство. И дивился же юный Басманов грудам драгоценным, будто бы бескрайним, тем паче, что видел своими очами, как немало богатств попросту выбросили в реку.

Средь сих благ валялся ничком Васька Грязной, блаженно лыбясь, пропуская мимо ушей своих всякую брань.

- Ты погляди – что бы ни творилась, а он снова нарезался наглухо! – сплюнул Морозов, пиная груду награбленного, - Как ты, сука, пьёшь-то, когда эдакое ж творится-то?

Металл отозвался перезвоном, и Грязной поморщился от сего шуму.

- Это вы лучше поделитесь-ка хитростью, как вы на трезву голову нынче ходите, когда эдакое творится-то? – протянул Грязной, потирая загудевшие виски, - Того и свихнуться недолго.

Фёдор чуть улыбнулся краем губ, глядя на то.

…

Кромешная безлунная ночь укрыла мраком те зверства, коим предали Новгород. Небо застилалось горьким дымом.

По смрадным телам бегали крысы, жадно искусывая плоть. Отрубленные головы ссохлись на холоде. Безумно отвержи очи, глядели они, со впавшими щеками и вытаращенными желтушными глазами, залитые кровью, и пики пронзали их у основания, али уж как придётся.

Стихли улицы, и лишь огни, дожирающие некогда чудесные терема, прищелкивали, точно клыками, жадно глодая свою добычу.

Генрих переломил треснутое древко копья через колено и бросил к догоравшим головёшкам. Оружие уж сослужило своё.

Штаден провёл недолго глядел на головёшки, объятые пламенем. Языки мерно дрожали, заставляя воздух подрагивать.

Немец размял плечо, и, чуть прищурившись, обернулся через плечо, и адская боль пронзила его насквозь.

Тело Штадена пробудилось быстрее и ярче, нежели разум. Стремительно он отломил стрелу, ибо именно сим и поразился немец. Выстрел пришёлся в бровь, прошибив кость.

Неведомая сила, пьянящая и рвущая, наполнила тело Штадена. Всё застилал туман, покуда Генрих сцепился в рукопашную.

Сознание медленно прояснялось, когда Штаден ощутил, как его костяшки уж содрались в кровь о бездвижное тело.

Немец поглядел на руку свою, и по глубокой ране разумел – в пылу схватки схватился за нож ладонью.

Рассудок слабел, уступая пылающему огню боли.

…

Фёдор вбежал в комнату. Его взгляд в ужасе метался по комнате, по кровавым тряпкам, валявшимся на полу. В нос ударил резкий запах горелой плоти.

Алёна уже сидела в покоях спиной к двери. Девушка повела головой на звук, но не отходила от Штадена, и не переставала свою работу. Много тряпья, измаранного кровью, уродливо крючились, раскиданные по столу.

Сам немец был бледен и измождён, но пребывал в сознании. Он опирался судорожно и невольно дрожащей рукой о стол, и стоило Фёдору переступить порог, немец перевёл взгляд уцелевшего глаза на друга.