《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Ещё пару раз ополоснув рот, Басманов взбесился с того неуёмного огня, что мучал его. Он впился дрожащими руками о край бочки. Нечто гнусным удушьем подступилось к горлу, муча до горячих слёз душу юноши.

В исступлённой ярости, Басманов опрокинул бочку с водой и бездумно пнул пару раз, да с такой лихой силою, что едва ль не потерял равновесия.

В тот миг юноша обернулся, и, увидев Вяземского, быстро унялся. Фёдор перевёл взгляд на бочку, что покачивалась на земле.

- Федь? – молвил Афоня, поглядывая на юношу, покуда тот не поднимал взгляда.

Глубоко вздохнув, Басманов убрал прядь за ухо, обратившись взором к князю. Вяземский не мог скрыть смущения на лице своём, завидев синяк в такой близости.

Афанасий поджал губы, покуда взгляд его тревожно дрогнул. Пускай юноша, как уж пристало, ловко уж совладал со своим недугом, и быстро принял беспечный вид, но от взору Вяземского никак не ускользнуло случившиеся в трапезной.

- Княже, - кивнул Фёдор, прикрывая едва очи от солнца.

- По службе мне надобно метнуться к одному своему немцу, - произнёс Афанасий.

Басманов вскинул бровь, точно вопрошая – аль какая помощь от самого Фёдора нужна?

- Он сносно врачует – поди, тем и выжил нынче, - пояснил Вяземский, поглядывая на синяк.

Долгих раздумий уж не было – щека горела, и все мысли Фёдора были лишь об том, как унять эту боль.

…

Альберт щурил слабые глаза, стараясь подставить лицо Фёдора к свету. Остриё резца впивалась в разгорячённую опухшую десну. Многого умения требовалось к тому, чтобы выскоблить раскрошившийся скол с зуба.

Басманов стиснул кулаки, держась за стол да за резной подлокотник, и стойко сносил боль, покуда немец врачевал его.

Сидя поодаль, Афанасий и впрямь диву давался, как Фёдор и не дернул головой, покуда Альберт делал своё.

Наконец, немец отстранился, да протянул Басманову настойку на горькой дяге. Фёдор прополоскал ей рот – жжение нахлынуло такое, что заглушило всякую боль. Сплюнув, Басманов утёрся тыльной стороной ладони, да переводил дух.

- Всё заживёт, - заверил Альберт.

Вяземский довольно кивнул обещанию немца, но всяко, больно гложило его нынешнее расположение юного Басманова.

- Рад слышать, - молвил Вяземский, а сам поглядывал на Фёдора.

Сидел младой опричник, понурый и унылый, клоня голову книзу.

Альберт был сведущ, что за человек Афанасий, и что за службу несёт, а по сему, откланялся, да порешил – и порешил верно, что надобно оставить князя – авось надобно потолковать без лишних.

Вяземский не спешил заводить разговор. Просто не ведал, с чем подступиться.

Слыша уж, как тянется сие молчание, Фёдор поднял взгляд, да повёл бровью со слабым кивком, абы спрашивая – чего?

Афанасий глубоко вздохнул, и уж было открыл рот, чтобы молвить, но что-то внутри пресеклось. Фёдор пожал плечами, поднимаясь со стола. Юноша подошёл к ставнице, где уж сразу было заприметил поднос с водкой.

Фёдор налил Афанасию и себе. Они молча выпили.

- Федь… - молвил Вяземский.

- Ты славный, Афонь, - кивнул Фёдор, отходя от князя.

Басманов рухнул на сундук, прислоняясь спиной о холодный камень, да запрокинул голову кверху.

- Но право, не серчай – уж задушевно нынче не поболтаю, - молвил Фёдор, - И избави от проповедей – наслушался, поверь, сполна наслушался. Не проберут тупую башку мою дурную.

Афанасий внимал той речи, и по мере того, как путанные слова бездумно брели, будто бы спотыкаясь друг о друга, князю всё неспокойней делалось.

Фёдор смолк, да поддавшись вперёд, упёрся локтями о колени, и хмуро глядя в пол перед собой.

Вяземский вернулся к письму, от коего отвлёкся. Что-то досадно гудело в рассудке князя, но всяко, Афанасий решил об том не тревожиться.

Тишину разбавлял скрежет пера.

Цокнув, Фёдор провёл рукой по своему лицу и поднял взгляд на Вяземского.

- Прости, Афонь, - молвил юноша, положа руку на сердце.

Вяземский подивился с такой перемены.

- Это было впрямь грубо… - с досадой добавил Фёдор, потирая затылок. - Погано мне, от и злой, как пёс.

- Я служу с твоим батюшкой, да при светлом нашем владыке – слыхал в свой адрес и погрубее, - добродушно усмехнулся Вяземский.

Фёдор улыбнулся в ответ, осторожно касаясь своей щеки, и с превеликой отрадой отметил, что боль мало-помалу угасает.

…

Иоанн сидел на берегу реки. Руки его ласкали мягкие травы.

Зорким взором царь глядел на ту сторону, где блуждал его брат Владимир, точно ища чего-то. Его беспокойный взор блуждал из стороны в сторону, точно не ведал вовсе, где очутился.

Иоанн мог усмирить внутренний порыв свой, и не подымался с места, не подавал голосу, лишь молча наблюдал за братом. Отчего-то ведал, что окликнуть – к беде.

Но всяко, в одно мгновение всё ж братья пересеклись взглядом. Сердце Иоанна сжалось, и холод проник в нутро его. То было короткое мгновение, мимолётное и скорое – и Владимир продолжил блуждать, сам не ведая, чего ищет.

От сердца отлегло. Иоанн глубоко вздохнул, чувствуя, как к его руке прильнули мягкие объятия. Владыка прикрыл тяжёлые веки.

- Остави меня, - просил Иоанн.

- Оставлю, муж мой, - тихо и ласково лилась речь царицы Анастасии, - Как только отмстишь за гибель мою и детей наших, так оставлю.