Ночь близилась к концу. У самого края небесного купола подступал мягкий свет, и звёзды терялись в нём, бесследно исчезая. Князь Бельский переступил порог собственного дома, когда безлунная ночь слабела. Близилась ранняя заря, окрашивая далёкий туман. Иван осторожно ступал, боясь поднять лишний шум. Каждый шаг оставался без скрипа, без единого отзвука, точно то ступал не муж из плоти и крови, но призрак бестелесный. Князь едва зашёл в дом, как завидел в горнице свою супругу. Скорбная фигура пригорюнилась подле окна и, верно, только-только отошла от полусна. Женщина тотчас же повела головой и поднялась приветствовать мужа. Они впали в объятия друг друга.
– Отчего ты, милая, в такую рань уж на ногах? – тихо вопрошал Иван, проводя рукой по косам жены.
– Я не могла очей сомкнуть, – отчаянно вздохнула княгиня, крепче обнимая супруга. – Мне приходят дурные мысли. Скверные, очень скверные… Об том и думать страшно, негоже о таком в нощи и шептаться…
– Гони их, – прошептал Иван, целуя жену в лоб. – Гони прочь, ибо от лукавого они.
Слова мужа будто бы ничуть не успокоили супругу, но лишь напротив, встревожили сильнее.
– Нету тебя подле меня, не со мною ты, душа моя, – с тихим, молящим укором произнесла она. – Я молюсь каждый раз, когда ты так оставляешь дом. Я и сейчас молилась. Я вижу, на челе твоём могу прочесть твои помыслы, твои горделивые дерзновения! Я вижу, что молитвы мои не услышаны и ты всё грезишь о преступном!
– Я устал, – признался Бельский с тяжёлым вздохом.
Очи его и впрямь закрывались сами собою, и князь насилу держался на ногах. Жена сдержала в горле всё, чем полнилась душа её. Она ступила прочь, давая супругу идти в покои. Сама же положила руку на сердце, проводя рукой по узору вышивки. Её белые пальцы перебирали мелкие бусины одну за другой. Пару мгновений взор метался в сомнении, после чего ей хватило сил признаться.
– Приходил человек, – коротко молвила княгиня.
Иван обернулся, едва ступив на лестницу. Взор его вспыхнул, сгоняя всякий сон, что мгновение назад уж лёг на плечи его тяжкой ношею.
– Ты ведь ждал его? – спросила женщина.
Скверно, ох и скверно же княгиня приняла это оживление в очах супруга своего возлюбленного. Бельский воротился к жене, взяв её за руки. Женщина молчала, принимая ласку мужа. Будто бы то причиняло лишь боле страданий, она отвела взор прочь.
– Ты ведь отворила ему погреб, голубка моя? – тихо спросил князь, мягко целуя её кисти.
Всё так же храня безмолвие, княгиня кивнула, и будто бы то признание далось ей многою тяжестью. Иван с облегчением вздохнул, и плечи его заметно вздымались при том. Улыбка озарила его усталый лик, и Бельский вновь припал долгим поцелуем к руке супруги.
– Ты не вынесешь всего, что принял на плечи свои, – произнося эти слова, княгиня едва ли верила, что муж будет внимать её горячей мольбе.
Женщина подняла лицо супруга, направляя на себя его взор. Могло казаться, что князь нынче вовсе опоен крепким вином, ибо тот блеск не был сродни земным радостям. Эта пылкость лишь больше раздувала пламень отчаяния в душе жены.
– Перестань, прошу, – сокровенно и твёрдо взывала она. – Смири гордыню.
Глубокий вздох наполнил грудь князя. Он мягко улыбнулся, с большой нежностью, с большой заботою глядя на лик любимой.
– Я просто немного устал, – молвил Бельский.
Ночной час застал Басмана-отца, когда опричник воротился во двор. Огонь дрожал на летнем нехолодном ветру, освещая площадку подле конюшни. Алексей спешился, и двое конюших тотчас же поступили услужить видному опричнику. С горем пополам они изучили подход к лошадям басманским и уж были в силах хоть на время совладать с ними.
Басман отошёл несколько поодаль, давая конюшим хотя бы подступиться к славному своему скакуну. Алексей размял шею да обернулся ко входу в конюшню, ибо приметил краем глаза, как на пороге встала тень. Ту тень опричник быстро признал, и лик его много сделался смурнее, нежели был прежде. Фёдор, завидев отца, стал на пороге. Спустя мгновение он отдал поклон, в ответ услышал тяжёлый вздох отца.
– Ты что-то знаешь про крестьянина? – спросил Алексей.
По голосу воеводы сложно было разуметь – то и впрямь вопрошает али уж наперёд ведает правду.
– Нет, – ответил Фёдор, едва мотнув головой.
Басман замер на несколько мгновений, давая сыну волю всё же хоть что-то сказать. Но он всё так же безмолвствовал, стоя в отдалении. С ухмылкой Алексей коротко закивал. Уразумев, что сын не может али не хочет давать ответ, Басман-отец поджал губы, кивнул да сплюнул наземь.
В своих руках он скрутил тугой кнут. Хлыст протянул свой скрип, затеревшись о самого себя. Алексей прошёл мимо конюшего, со злобной силой кинул кнут холопу. Поравнявшись с сыном, Алексей не глядел на него вовсе, в то время как Фёдор обратился твёрдым взором на отца.
Басман не молвил ни слова напоследок и ступал прочь твёрдой да упрямой своей поступью. Фёдор лишь единожды обернулся. Всяк мятежный порыв, ежели и шевельнулся в сердце опричника, тотчас же угас, затих, исчез. Фёдор вывел свою быстроногую любимицу Данку.