Гойда

– Безмерно благодарен, государь, – ответил Афанасий, – за многую милость и щедроты ваши. И служба моя ничуть не в тягость, а…

Иоанн с ухмылкой внял ответу опричника да прервал его жестом.

– Федя навязал тебе дело с письмом? – молвил царь да принялся глядеть лукаво, как поступит опричник.

Вяземский не спешил с ответом. До сего мгновения Афанасий свято верил, что новое дело дал ему сам государь и Фёдор был лишь проводником великой царской воли. Сейчас же князь внимал не только словам, но и всему виду своего повелителя, и сомнения всё боле и боле въедались в разум. Афанасий не спешил с ответом, боясь молвить вздор, и это благоразумие было вознаграждено – владыка кивнул, сам отвечая речи своей.

– Отныне это не твоя забота, Афоня, – молвил царь, ступая к трону. – Пусти силы свои на приготовление ко скорому твоему отбытию.

Князь положил руку на сердце, отдавая низкий поклон.

– Милостью вашей, – с благодарностью произнёс он.

– Немец не растрепал чего? – спросил царь, занимая трон, сложив пред собой руки замком.

Вяземский уверенно замотал головою.

– Уж я истолковал ему. Он парень надёжный, – твёрдо заверил Афанасий.

Иоанн с презрением поглядел куда-то в сторону, мотая головой.

– Он латин, – цокнув, бросил государь.

– Фёдор пребывает в неведении, добрый царь, – произнёс опричник, – как на то и была воля твоя.

Иоанн жестом отпустил князя.

* * *

Занимался бледный рассвет. Ласточки редкими тенями проносились над самой землёй, снуя из стороны в сторону. Мягкая трава ласкалась в прохладе чистой росы. Подле ворот собралась славная дружина во главе с Басмановыми.

– Как в старые добрые? – молвил Алексей, прежде чем погнать свою лошадь.

– Прости меня, отче, – сказал Фёдор с улыбкой.

С уст Алексея сошёл тяжёлый, глубокий вздох. Воевода расправил плечи, глядя, как вдали занимается заря.

– Да что уж там, – протянул Алексей.

Глава 4

Липкая лужа простиралась на узорчатом ковре. Полупустую посуду с объедками роскошной трапезы мягко ласкал утренний свет зари, пробирающийся в палату. Вповалку лежали бояре, сморённые питьём. Мужчины лежали прямо в одежде, и первые лучи солнца робко скользили по их расшитым шубам.

Две осторожные фигуры замерли в дверях, выжидая да прислушиваясь. Мирный храп – не боле. На пороге стояло двое мальчишек. Меж ними было три года разницы. Оба были худы, бледны и босоноги. Дети прокрались ко столу. Тот, что был постарше, дотянулся до стола и, едва ли глядя, хватал еду. Он отдал остывший кусок мяса второму мальчишке.

Оба принялись жадно глотать, едва успевая прожёвывать пищу. Они глодали кости, точно уличные псы. Старший чуть слышно шикнул от резкой боли, пронзившей его десну, но не оторвался от спешной трапезы. Он смог дотянуться до кувшина с водой да спустил его на каменный пол, чтобы они оба могли утолить жажду.

Заслышалось грузное бормотание, и дети замерли. В углу кто-то из боярских пробуждался от пьяного сна, насилу продирая глаза. Старший из мальчишек прихватил со стола ломоть каравая, вцепился в руку младшего да дал дёру, боясь попасться на глаза. Дети затаились в пыльной комнатушке с низкими балками.

Несколько минут они переводили дух, не ведая – приметил их кто али смогли вовремя удрать прочь. Последний кусок хлеба, урванный пред самым бегством, достался младшему. Старший же прислушивался – нет ли шагов в коридоре, да вдруг резко сплюнул себе в руку. Второй мальчишка испуганно поглядел на него, боясь чего-то молвить. Меж тем же в окровавленной ладони лежал зуб. Ребёнок свёл брови, принявшись с пристрастием глядеть на это.

– Глянь, Вава! – прошептал мальчуган, осматривая выпавший зуб.

Юный Владимир глядел на своего двоюродного братца.

– Больно? – испуганно вопрошал младший, невольно прикрывая свой рот рукой.

– Не-а, – Иоанн замотал головой да провёл языком по пустой бреши в дёснах.

Мальчишку наполняла пугающая радость.

– Будешь? – молвил Владимир, не смея доедать последнюю краюху.

– Жри давай, – отмахнулся Иоанн, выглядывая в коридор.

* * *

Диву можно было даться, ежели поглядеть на Агашину работу. К своим многим летам очи её хранили былую зоркость. Старуха исхитрилась изъять всякий осколок, и нынче же оставалось-то промыть рану да наложить повязку. Впрочем, владыка коротким кивком освободил её от сих трудов. Крестьянка кивнула, поднимаясь, да упала в земном поклоне пред государем.

Её место занял молодой Басманов, безмолвно взирающий на всё. Агаша покинула царские покои. Стекло от лампады глубоко вонзилось в руку царя, когда тот исполнился кипящей злости. Фёдор смочил белое полотенце в настойке да осторожно подступился к ранам. Лик Иоанна не содрогнулся.

– Мы прокляты, – тихим, глухим голосом произнёс государь.

Фёдор тяжело вздохнул. Удручающее настроение владыки ещё сим утром было не столь тяжёлым, столь скверным.

– Часто ли ты видел, Федя, чтобы великий царь маялся да упрашивал своевольных упрямцев? – вопрошал Иоанн.

– Нет, мой добрый государь, – произнёс Фёдор, поднимая взгляд.

Всё мрачнее делался царь с каждым мгновением.