Гойда

Улыбка не сходила с уст царя, но полнилось за нею многое. Вяземский поджал губы, глухо усмехнувшись. Иоанн предавался сладкому удовольствию, уж наверняка прознав, что разгадал игру опричника.

– Нет уж, – отмахнулся царь, вновь обращая томный мрачный взор на злато собственных колец.

Жар солнечного света объял драгоценный металл, играя переливистыми бликами, будто путаясь в гранях рубинов и сапфиров.

– Фёдора я оставлю подле себя, – молвил наконец Иоанн, обращая взор на Афанасия. – Прошлым летом я дал слабину, и чем всё обернулось?

Вяземский сглотнул, неволею прикрывая шрам на своей кисти. Грубый рубец и по сей день тревожил ознобом али судорогой, да и в бою больно крепкий хват припоминал ту злосчастную поездку.

– Нынче ежели вас постигнет неудача, – молвил царь, – не хватит сил истерзанной душе моей простить. Ни его, ни тебя, Афоня. В тот раз ты подвёл меня. И на кой же чёрт в такой светлый день ты подымаешь эту грязь из моей памяти?

– К милости взываю, великий… – но не успел Афанасий и взмолиться о прощении, как царь прервал его жестом.

Князь отдал низкий поклон и уж уразумел, что на сём доклад его окончен.

* * *

В кремлёвских погребах стоял приятный холод. Меж рядов царских вин да прочих напитков крепких, забойных шнырял суетливый люд. Крестьяне шустро рыскали, торопливо. Нынче надобно было как можно скорее довершить приготовления к царскому пиру. Какой-то шустрый мальчуган – и как он поспевал повсюду? – возвестил о прибытии царского кравчего.

Пуще прежнего всполошились холопы, боясь оплошать пред Басмановым.

Много нового люду прибыло, да те уж наперёд слыхивали – кто таков Басманов и что спуску не даст никому. Быть может, с сего-то перепугу крестьянин и пролил вино – ручка кувшина выскользнула прямо из-под ладони. Пущай бы то рухнуло под ноги любому стольнику али холопу, но нет же – то пало под ноги Фёдора Басманова. Царский кравчий не медлил и хлёстко огрел по лицу нерадивого.

– Помилуйте, боярин! – взмолился кто за холопа. – Он в стольниках совсем недавно!

Басманов замахнулся да стегнул об пол, лишь больше гневаясь с сего прошения.

– Как звать, откуда? – вопрошал Фёдор, скручивая хлыст кольцом.

– Ерёма, боярин, – ответил холоп, прикрывая лицо, разбитое в кровь, – со Старицы я.

Фёдор глубоко вздохнул, пристально оглядывая прочих.

– Живо прибрать всё, али шкуры с вас, бесов, спущу! – грозил Басманов, прищёлкнув пальцами.

Суета занялась такая, что пуще прежнего. Сам же Басманов зорким взором всё следил да приглядывал за нерадивым крестьянским народом.

* * *

В кабаке шумела пьянка, когда паренёк – кто-то из крестьянских, сразу по нему видать, переступил порог. Явился он не один, привёл с собою девку разудалую, с косою до пояса. Под броским платьем её рисовались телеса, глаза поблёскивали, поглядывая из стороны в сторону. Улыбка с уст девичьих не спала, как завидела пришлая пирующих опричников, верно, даже напротив, улыбнулась она пуще прежнего. Вместе со спутником своим отдала поклон, приступаясь мягкою походкой к пирующей братии.

Фёдор прибрал струны звонких гуслей, поглядывая на парочку, подошедшую к их столу. Малюта оторвался от выпивки, видя знакомое лицо – паренёк был из людей Скуратова.

– Вечер добрый, бояре! – молвил холоп, кланяясь да представляя мужикам спутницу свою. – Гляди-ка, Лукьяныч, какую красу нынче повстречал подле Рыбного переулка!

Григорий ухмыльнулся, оглядывая девку. Она молча поклонилась, смотря на опричников вскользь. Ох и оживилася же братия, завидев её, и загорелись глаза их, и было в том не лишь похоть, да точно насмешка, едкая, лютая.

Сама же девица не смутилась ни одному мужскому взору, но едва встретилась взглядом с Алёною, так обе они точно оторопели. Хозяйка кабака сидела подле Штадена, и немец завлёк её в лёгкое объятие. Узнались давние знакомые, в том не было сомнения, но обе виду не подали.

Меж тем же Малюта с лукавым прищуром утёр усы от вина да всё приглядывался.

– От нынче никакой девахи не сыскать! И где ж ты пропадала такая вся? – молвил Григорий, подзывая девку.

– Да что ж сразу пропадала? – с улыбкой молвила она в ответ, не противясь, когда Малюта привлёк к себе. – От же заскучаем, и днём с огнём не сыщешь!

В следующее же мгновение Малюта крепко ухватил девку за косу, намотал на кулак да как прижал её ко столу, заламывая ей руку до боли. Всё то вершилось под буйное ликованье опричников. Взгляд несчастной метнулся вокруг и неволею пал на Алёну.

– А ведомо ль тебе, паршивая сучка, что воспретил владыка торговать собою? – приговаривал Малюта, дважды приложив уличную девку об стол.

Она вскрикнула от боли сквозь стиснутые зубы. В оторопи не смела она противиться, да и всяко, не было ж ей никакой мощи вырваться.

– От же, похоть да алчность совсем замутнили рассудок, и думаешь, что тебе закон не писан, тварь? – Скуратов вновь вдарил головой девки об стол, разбив лицо ей в кровь.

* * *

Дрожа, кутаясь в рваное платье, девушка переступила порог чёртова кабака. Она провела рукой по голове, и сердце сжималось, когда под ладонью ощущались разрозненные клочья волос, слипшихся от крови.