Голод. Нетолстый роман

Когда-то был мне лучшим другом, а теперь – просто более успешный коллега. Взрослая жизнь начала отдалять нас друг от друга уже давно, но, честное слово, читая его капризные сториз с отметками компаний / ресторанов / услуг, которые перед ним провинились, я даже перестала об этом жалеть. Только вчера, например, Федя ябедничал на «тупого» курьера, из-за которого овсянку пришлось есть без клубники, да ещё и на воде вместо соевого молока. На третьем видео его голодных страданий я физически ощутила, как левеют мои взгляды.

Я его совсем не узнавала. Так и подмывало спросить: «Федь, ты чё? У тебя всё в порядке?» И заодно напомнить, как на первом курсе мы жрали на ужин рис, заправленный майонезом. Как прятали в сугробе перед клубом бутылку водки, на которой умели продержаться до открытия метро. Как сняли первую в Москве квартиру: однушка, Новогиреево, бабушкин ремонт, до метро на автобусе 15 минут, только славяне. Ну, как сказать, славяне. Бабушке-лендлордше, чей и был ремонт, мы отрекомендовались парой – так было проще, понятнее и надёжнее. Вряд ли она бы обрадовалась правде: в те времена мои парни не задерживались дольше двух месяцев, а Федян с первого курса был влюблён в Изис – нечеловечески красивую египтянку, по обмену приехавшую учиться к нам на факультет. В жизни Феди Изис была представлена прерывистым зигзагом: будучи старше нас почти на четыре года, она, понятное дело, не особо хотела тусоваться с малолетками. Рвалась к тем, кто постарше – аспирантам и молодым преподавателям на контракте. Как любой иностранке, ей хотелось производить на них впечатление фразами типа: «Знаю вас как облупленных» или «В чём сила, брат?», запоминаемыми усердно, воспроизводимыми медленно, от того не имевших должного эффекта. Это не мешало ей быть главным объектом внимания. Мне казалось несправедливым, что мы с другими девчонками были унижены её экзотичностью, инаковостью, недостижимой красотой. Что все были по умолчанию влюблены в её смелость – из тёплого Каира в слякотную Москву. Что на неё были подписаны все люди нашего журфака. Мы с интересом рассматривали размазанные картинки, сопровождаемыми странными английскими подписями, понятными лишь её близким друзьям, и пытались копировать её стиль.

Изис динамила Федю года два. Иногда они встречались, иногда расходились. Однажды даже разошлись официально: Изис сказала, что всё-таки выйдет замуж за парня, которого ей нашёл отец, и потому улетает из Москвы в Каир.

Да, навсегда. Нет, провожать не надо. Писать и звонить – тем более. Чемодан сама донесу.

После этого Федя две недели пил горькую и спал со мной на матрасе. Просто не мог один. Он скулил, я гладила его по голове. Впоследствии я часто вспоминала эти ночи: такой нежности, не окрашенной ни страстью, ни влечением, я не испытывала ни к одному мужчине на земле.

Однажды Изис перестала выходить на связь. Так продолжалось месяца три. Федя потерял надежду, зато нашёл работу. Стал кем-то вроде пиарщика в модном ночном клубе, но всем говорил, что он – арт-директор. Ему шла эта работа – он любил общество, внимание, людей – ещё с института, где без мыла лез во все возможные студсоюзы. Навык не растерялся, и Федян познакомился с нужными людьми. Подзаработал. Сменил гардероб – с «Bershka» на «All Saints». Сходил к барберу, купил модные ботинки челси, перешёл на IQOS, стал другом всех фейсеров Москвы. По утрам он приносил нам домой еду с мероприятий и подкармливал меня со словами: «Ленка, ешь давай. Насрать мне на твою диету, тут всё бесплатное же» А когда я садилась есть, рассказывал истории минувшей ночи, как бы невзначай, как бы впроброс уточняя, что выпивал, ну, скажем с Александром Цыпкиным, и как тот обещал ему дать денег на кино / взять его к себе в команду / «сделать какую-нибудь темку». Я молча ела бутерброды с обветрившейся красной икрой, буженину и холодный бэйби-картофель, а Федя, не снискав с моей стороны должного интереса к истории, начинал возмущаться:

– А почему ты не спрашиваешь про Цыпкина?!

– Я не знаю, кто это, – врала я.

– Ну а чего тогда не спрашиваешь, кто он такой?!

– Господи, ну хочешь рассказать, сам расскажи.

– Я хочу, чтобы ты интересовалась моей жизнью!

– Я ем, Федь. Отстань, а.

Это меня в нём всегда восхищало – он жаждал внимания и легко его просил. Мне же было проще держаться особняком и делать вид, что всё это меня совершенно не интересует.

Это была хорошая честная нищая жизнь – с курсировавшими туда-сюда скромными денежными переводами «до зп», идеальным совпадением графиков с единственной в сутках встречей на закате и чистой бесполой любовью.

Пока не вернулась Изис.

Не помню, почему: то ли поругалась с семьёй, то ли не задалось общение с выбранным женихом. Но говорит, что из любви к Фёдору. Врёт. Мне-то виднее. По-настоящему Федьку любила только я.