Голод. Нетолстый роман

Довольно быстро мне надоело приходить к себе домой невпопад, обнаруживая прямо в коридоре далеко не верхние слои одежды, весело хмыкать: «Ну да ладно, дело молодое, пойду пройдусь» и ждать в районной кофейне Фединых извинительных эсэмэсок. Жизнь втроём стала невозможной. Они съехали. Так я осталась в Новогирееве совсем одна. Да нет, просто – совсем одна.

Они преуспевали: Изис была востребованной арабисткой, Федя на вопрос «кем работаешь?» гордо отвечал – креатором. Теперь они представляли собой power couple[13], на чьём месте я всю жизнь мечтала оказаться. Они носили парные луки чёрного цвета, объездили всю Азию, выигрывали деньги в казино, летали на параплане, делали фото в стиле #followme, случайно встречали в аэропорту Даррена Аронофски и были самыми ожидаемыми гостями на любой вечеринке.

Я благоговела перед ними.

Я презирала их.

Я завидовала им.

Я ненавидела их каждой клеткой своего тела.

Особенно её. За то, что украла единственного человека, с которым у меня худо-бедно получалось выстроить настоящую дружбу – без конкуренции, ревности, зависти, сплетен. Всего того, чем заканчивались любые мои отношения с женщинами. За то, каким Федя стал вместе с ней. Ярким хайпожором, который ради эпатажа готов был выпрыгнуть из собственных штанов. Я поняла, что окончательно потеряла его, когда, придя ко мне в гости, Федя увидел в уборочном ведре футболку с Райаном Гослингом, пониженную рангом до половой тряпки, и немедленно попросил забрать её с собой. Он примерял серую тряпку на себя, публика хохотала, Райан за рулём негодовал. Футболку я отдала, но ни разу не увидела её на Феде.

Надо сказать, Федю я теперь тоже видела нечасто. Он стал крутым, у него появилось много интересных приятелей. Он слыл королём вечеринок, умел с пол-оборота заводить веселье и категорически запрещал друзьям собираться за две недели до своего дня рождения. Ему было нужно, чтобы мы пришли изголодавшиеся по общению, утомлённые скукой, забывшие вкус алкоголя и ритмы любимых песен. «Тебе чего, веселья жалко, я не пойму?» – спрашивала я Федю, прекрасно зная ответ. А Федя прекрасно знал меня. Потому говорил: «Конечно, жалко, Ленка. И мне, в отличие от тебя, не в падлу в этом признаться».

Мы родились с разницей в четыре дня – я Весы, он Скорпион. В гороскопы я не верю, но почему-то, когда люди узнают этот факт, они закатывают глаза и говорят: «А-а-а-а, ну теперь всё про вас понятно». Не знаю, что им там понятно, мне же понятно одно: пока у нас с Федей один на двоих круг общения, нормально отметить ДР мне не светит.

Так вот, Даня и Федькины попытки отучить его от веществ. То было Федино 30-летие. Я сильно опоздала, намеренно. Не люблю неловкость начала вечеринок. Федя это знал, он сам меня научил. Поэтому при встрече сказал: «Мать, ну ты опять всё пропустила» – с интонацией, на какую способны только лучшие друзья.

Да было бы чего пропускать. Арендованный лофт, ящики игристого, дресс-код «выпускники элитных британских школ». Люди, подходящие друг другу со словами: «О-о-о-о, стари-и-ик, ты тоже тут, ну как оно?», понятия при этом не имея, как зовут собеседника. Тосты, шутки, вспышки фотографа. Когда публика поредела, Федя решил поделиться ненарядной историей «для своих».

– Прикиньте, чё было. Помните, у меня таджик-прораб в ипотечной квартире работает? Так вот, он нажрался и подрался во дворе с бомжом. Забил его чуть не до смерти и оставил на улице!

– Он выжил, надеюсь? Жесть… – искренне ответила я.

– Жесть – это то, что я в отделение теперь как на работу хожу.

– Жалко чувака.

– Какого?

– Ну, строителя. Да и бомжа тоже… Они же бесправные совсем.

– Ой, Лен, а тебе меня не жалко?

Далее Федя рассуждал о том, как его «затрахали» тупые таксисты, тупые уборщики, тупые строители. Удивлялся, нахера была драться за бутылку водки. Желал, чтоб они все возвращались к себе домой.

– А работать кто будет? Ты, что ль? – усмехнулась я.

– Я лучше денег буду больше платить, но пусть нормальные люди меня обслуживают. Славяне хоть.

– Какой ты умный, Федь. А вот в провинции, например, людям откуда на это деньги взять?

– Ой, бля, провинция… Такую историю вам щас расскажу. Короче, ездил недавно домой…

Я не слушала, потому что и так знала, что он сейчас расскажет. Расскажет, как его, Фёдора, поразила своей тупизной и неотёсанностью официантка / продавщица / парикмахер родного города. Что они все в жопе. Что они обязательно там сгниют.

В такие минуты мне хотелось ударить его. И дихотомия внутри заключалась в том, что я тоже не любила родной город и воспринимала поездки туда – как семейно-кладбищенскую повинность, не более. Но в том споре мне хотелось из принципа убеждать его в обратном. Я находила в городе детства достоинства, которых он отродясь не имел, пририсовывала улицам красоты, кофейням – рафы на миндальном, заводам – рабочие места, школам – небезразличных учителей. Мне хотелось всеми силами доказать ему, что он не имеет права так думать и так говорить.