Голод Рехи

– Здесь ночевать нельзя. Надо идти дальше, – заключил Рехи. Вокруг до самых черных скал, простиралось облако желтоватого тумана. Вместо песка везде переливались разноцветными боками камни с наростами серы и солей. Между ними струились ручейки горячей воды, от которой валил удушающий пар.

– К трехногим! Здесь и идти нельзя! – запротестовал Ларт.

– Но так короче всего до гор! Ты знаешь другой путь? – твердо сказал Рехи, хотя от испарений и без того спутанные мысли вовсе превращались в месиво образов и голосов. Из последних сил он концентрировался на пленнике, кое-как прикрывая лицо воротом туники.

– Не знаю, но здесь мы не пройдем! Надо обойти, – настаивал Ларт, и Рехи подумал, что неплохо бы и ему прикрыть рот и нос обрывком одежды. Связанные руки не позволяли опальному королю сделать это самостоятельно. Рехи обошел его, разорвал ворот лиловой туники и соорудил маску, стараясь не встречаться взглядом с Лартом. Но пронзительно синие глаза все равно прожигали хуже, чем гейзеры раскаленной кислоты вокруг.

– Мы здесь не пройдем! – глухо повторил Ларт, когда они продвинулись вперед, лавируя по островкам камней и увязая в горячей сере. Вскоре у них просто начали плавиться сапоги, а ступни обожгло такой болью, что Рехи пришлось согласиться. Кое-как они выбрались назад, едва не заплутав в смрадном облаке. Боль выдернула из сонного оцепенения, острая, слишком реальная. На коже ног уже взбухали волдыри, рядом приглушенно выл Ларт, проклиная своего мучителя. Рехи и сам тихо скулил, чувствуя, как на свежие раны налипает песок. Никогда раньше он не сталкивался с такими горячими камнями, инстинкты подвели его.

– Назад надо… Назад…

– Куда, к трехногим, назад? – прошипел Рехи. – Где была твоя деревня, там теперь разлом, где была моя деревня – ровная пустошь. Может, деревня людоедов. Ну что, к ним сдадимся в рабство? Чтобы нам ноги сожрали…

– Проклятье, ноги… Как жжет!

– Ты это предлагаешь? Нам нельзя поворачивать назад!

Слова срывались хриплым лаем, отрывисто и жестко, да еще Рехи встряхнул Ларта за плечи, но сам же пожалел о лишних движениях. Какое-то время им обоим требовалось просто посидеть на камнях подальше от опасного места. Они вытянули ноги, морщась. Кожа остывала и постепенно восстанавливалась. В такие моменты оставалось только радоваться, что они оба не принадлежали к людскому племени.

– Надо обойти, – здраво заключил Ларт.

– Ну так пошли! Вперед! – скомандовал Рехи, взмахнув мечом. При этом собственные руки воспринимались отдельным орудием, далеким и чужим, как и все тело. Мир вокруг с каждым днем вынужденной бессонницы распадался на линии, скользкие и гадкие, как сернистые наросты на камнях. И среди них уже почти не маячили светлые, зато они больше не свивались коконом вокруг Ларта. Возможно, в его хождении по пустыне тоже содержалась какая-то цель. Впрочем, большую часть времени он только стенал и бесил Рехи.

Когда они двинулись куда-то направо в обход опасного места, Ларт ни с того ни с сего принялся упрекать:

– Идешь куда-то, думаешь, что умнее всех… И что ты можешь построить? Какой мир дать? Я-то хоть учился, в отличие от тебя. У меня были стратегия и тактика каждой битвы.

– И что? До чего ты доучился? До того, что построил деревню на вулкане?

Рехи давил на самое больное, ведь он не считал Ларта другом, поэтому угрызения совести его не терзали. Так он убеждал себя. Вернее, лгал себе.

– Не было там вулкана, – опешил Ларт, взгляд его снова обессмыслился, он как в бреду начал повторять: – Не было! Горы были, а вулкан вдруг вспух, как нарыв. Горю я… Горю… Горю вместе с ними!

Внезапно Ларт уставился на Рехи и выдал новое умозаключение:

– Вулканы… Точно! Это они разрушили наш мир. И они вот так возникают из ничего! Там, где не было высоких гор, течет огонь.

– Сумеречный Эльф что-то говорил о Великом Разломе и о том, что мир разваливается, рвется, как старая шкура, – вспомнил Рехи собственный сон. И от общего толкования страшных событий, делалось жутко. Возможно, смерть стелилась за ними в самом прямом смысле слова, возможно, там, за малыми горами позади уже вовсе никого не осталось. Сколько еще трещин и вулканов возникло на пустом месте? Двенадцатый довершал свою работу, медленно и как будто с наслаждением, празднуя уничтожение собственной души и остатков сострадания в ней.

«А я тоже уничтожил в себе сострадание?» – подумал Рехи, глядя на давящегося от пыли и боли Ларта. Связанные руки усугубляли его мучения. Совесть почти не тревожила Рехи, а вот усталость брала свое. Каждый шаг отзывался такой тяжестью, что хотелось выть, но на это тоже требовались силы. Стенания застревали в горле сиплым дыханием. И странники двигались дальше.

Из пепла и старой кожи