Здесь со стороны моря атаковали пираты. Они высаживались с кораблей и затопляли улицы буйной лавиной. На лице жреца уже алели первые рубцы: недавно он вступил в сражение с неприятелем и раскидал целый отряд. Тогда прозрачные чистые линии налились багрянцем, взметнулись десятью плетьми – от каждого пальца – выпили досуха жизни врагов.
Линии же изменились. Они потеряли и свое сияние, и былую гибкость целебных нитей, которыми сшивают края раны. Может быть, весь мир тоже сшит, как одна огромная незаживающая рана. Достаточно порваться нити – и хлынет кровь, желчь, выпадут неприглядные внутренности. Возможно, их мир так и вывернулся наизнанку по чьему-то недосмотру. Но вот по чьему? Одного ли Двенадцатого? Однозначно, Рехи видел события войны, повлекшей Великое Падение. Раз от раза образы сна приводили сознание к лиловому жрецу.
Парень оказался не таким уж беспомощным. Духу ему хватало не только для расправы с уличными людоедами, но и для атаки настоящих врагов с мечами и палицами. И все же он был обречен на провал. Рехи знал об этом с первого сна, а следил скорее из интереса, да и выбора у него не оставалось. Странно все складывалось: жрец так старался, а мир почему-то рухнул. Возможно, началась какая-то особенная война, самая страшная и кровопролитная?
«Войны случались всегда на протяжении истории разумных существ. И всегда в них принимали участие Стражи Мира», – послышался собственный голос. Или Сумеречный Эльф включился в призрачную кутерьму происходящего?
«Нет, здесь кроется что-то более сложное», – ответил Рехи. Жрец бежал по улицам, чудесным образом не путаясь в длинной рясе. Она развевалась нелепым боевым флагом, под ней даже обнаружились штаны. Вот забавно, не девкой в платье оказался. Забавно, но совсем не смешно…
То ли Рехи проникался судьбами давно почивших глупцов, то ли за время скитаний так измучился, что не хватало чувств на реальность. Все они ушли в сны. Это жрец сражался, Рехи же прекрасно сознавал, что спит.
Временами он слегка разлеплял ресницы, тянул прогорклый воздух пустоши, вынюхивая возможных врагов. Затем вслушивался в мерное дыхание Ларта, поплотнее притягивая того к себе, чтобы лучше согреть. Оба страдали от мерзкого сочетания холода и духоты гейзеров Разлома. Но ничего, Рехи дремал, радуясь, что это видение переносится легко, не чета предыдущим. Жрец сам по себе сражался, не затягивая в воронку кошмара.
– Мирра! За Мирру! – кричал упрямо он, посылая во врагов заклинания. Здесь-то и проявилась его истинная сила: шел в атаку он вовсе не за мир, а за Мирру. И с крыш сбивал врагов не ради далеких идеалов, не ради своего божества. Все просто: пираты рвались к дворцу, окруженному второй каменной стеной. Промедление сгубило бы королевскую семью, захватчики уже доставали абордажные и осадные крючья, чтобы взобраться на стену.
«Такой штуки нам не хватает с Лартом, чтобы по скалам сейчас карабкаться», – здраво заметил Рехи. В этот раз он наблюдал за жрецом со стороны, а не из его головы, даже как будто парил над расплескавшимся хаосом, затопившим улицы города.
Жрец сбивал пиратов магией, как гигантским кнутом. В каждом движении его рук, в каждом подрагивании неестественно вывернутых пальцев читалось предельное напряжение. Острые плети работали вернее меча, рассекая врагов на ровные половины. Отделенные от тел руки и ноги представали четким срезом с мышцами и костями. Кровь же куда-то девалась, будто ее выпивали сами линии. Они все больше темнели, превращаясь из сияющих струн в склизкие темно-алые водоросли. Вот вам и первый кровопийца! Вовсе не клыками он действовал.
«Но другие Стражи Мира тоже пользовались линиями. Что с этим не так?» – убеждал себя Рехи. Или это подсказывал Сумеречный? Как-то шумно стало в этих снах. Кроме привычных людей прошлого, прибывали еще неведомые создания.
Рехи вновь злобно скрипнул пеплом на зубах и сдавил мозолистую ладонь Ларта, на мгновение возвращая себя к реальности. Так лучше. Друг оставался рядом, совсем настоящий, здесь, на пустоши в безымянном году разрушенного мира. Но Рехи пообещал себе досмотреть до конца – до исхода сражения. Ему и так слишком долго не посылали видений. Один Митрий обещал смерть в Разрушенной Цитадели. Рехи давно уже ни во что толком не верил, но сдаваться на милость судьбы не желал. Эти сны казались ключом к разгадке. И, возможно, только так он бы и сумел противостоять неизбежности. Нет такого слова, если быстро бежать.
– За Мирру! – все орал лиловый жрец, стоило смежить веки. Вот же не жалел он свою луженую глотку. На улицах, заваленных трупами, уже не хватало воздуха от смрада и дыма. Нестерпимый запах ударял в ноздри даже сквозь века. Или это просто рядом извергался очередной сернистый гейзер? Сон и явь давно смешались. Если не отдыхать несколько дней, то и вовсе теряется ощущение времени и реальности.