Голос

– Господи. Не знаю. Ты же умный. А если ты скажешь, что во всем виноват Стивен? Что это он все начал, хотя Джулия говорила «нет», но он все-таки настаивал? Что они еще дети и просто запутались? Что на самом деле этого вовсе и не было? – Снова проклятое «это»! – Ну, что они по-настоящему никаким сексом не занимались. Можешь ты так сказать?

– Но это была бы ложь, – говорит Стивен, прежде чем Патрик успевает рот открыть.

– Мне все равно, ложь это или нет! – ору я. – Ты хоть понимаешь, что теперь будет с Джулией? Понимаешь?

И юная Джулия возникает у меня перед глазами, точно в старом семейном видеофильме; вот она катается на коньках или гоняет по нашей улице на велосипеде в своем вызывающе коротком топике, одновременно слушая музыку через наушники; вот она разговаривает со мной через ограду, когда я подрезаю посаженные миссис Рей розы; а вот она держит за руку Стивена… И почти сразу передо мной вспыхивает экран телевизора, и на нем совсем иная Джулия, одетая в серый балахон, испуганно моргающая под вспышками сотен камер и безмолвно застывшая рядом с преподобным Карлом, который, естественно, зачитывает вслух строки из своего «Манифеста Истинных»… Ладно, прокрутим еще немного вперед, и вот уже передо мной Джулия, усталая, согбенная, тощая, выдергивает из земли сорняки или разделывает рыбу…

И никто в этой комнате ничего с этим поделать не может.

Как я уже говорила: шалости мужчин у нас обычно прощаются.

Глава тридцать шестая

По пятницам, согласно моему контракту, у меня выходной, но в крови у меня бушует слишком много адреналина, чтобы спать, так что я встаю – пусть Патрик продолжает преспокойно сопеть носом – и иду на кухню. Именно там мне лучше всего думается.

Я хочу бороться, но не знаю как.

Если бы Джеки была здесь, уж она-то нашла бы, что мне посоветовать. Лучше всего я помню ее последние наставления – это было в конце апреля, и мы еще жили вместе в Джорджтауне в нашей квартирке с ковриками из «Икеи» и посудой из «Икеи», дополненной, пожалуй, несколькими кастрюлями и сковородками, купленными на уличной распродаже.

– Ты можешь начать с малого, Джини, – говорила Джеки. – Сходи на пару митингов, раздай листовки, обсуди с людьми кое-какие спорные вопросы. Ты ведь совершенно не обязана менять мир в одиночку, знаешь ли.

А еще я вспоминаю ее любимые выражения: народное движение, шаг за шагом, теория малых дел, надейся-на-перемены-и

-да-мы-сможем! Патрик все посмеивался над этими словами, и я посмеивалась с ним вместе.

В шесть часов утра Стивен нехотя заглядывает на кухню, наливает стакан молока и уносит его к себе.

Ну и прекрасно. Я просто смотреть на него сейчас не могу.

Я поджариваю себе несколько очень сухих тостов и завариваю чай. Мой мозг требует кофе, но внутренности мои сразу взбунтовались, стоило мне открыть пакет с кофейными зернами и засыпать их в кофемолку. Мне кажется, что даже этот несчастный тост пахнет какой-то дрянью, словно вся еда, имеющаяся у меня дома, успела за ночь протухнуть. И все приобрело вкус и запах лежалой рыбы.

После Стивена встает Соня, у которой возникло множество вопросов насчет минувшей ночи. «Что случилось в доме у Кингов?», «А я пойду сегодня играть к миссис Кинг?», «Джулия заболела?». Господи, сколько же слов сразу она произносит! Для меня ее речь звучит как музыка, вот только слова совершенно не те.

– Все в порядке, детка, ничего особенного не случилось, – вру я, – но мне кажется, что миссис Кинг сегодня лучше немного передохнуть. – А сама думаю: но ведь это значит, что мне нужно срочно придумывать, с кем оставить Соню хотя бы на то время, пока я на работе.

И я в уме перебираю возможные кандидатуры из числа других наших соседей. Одна слишком стара, другая чересчур религиозна, третья вообще какая-то очень странная, четвертая излишне беззаботна… Я, разумеется, совсем не хочу, чтобы Соня свалилась с качелей или – что, на мой взгляд, было бы еще хуже – вернулась домой, с удовольствием повторяя наизусть целые куски из манифеста Истинных. Я отчаянно тру покрасневшие глаза, пытаясь прогнать сон, и копаюсь в мозгах в поисках решения.

И неожиданно его нахожу: только сейчас я наконец понимаю, что означало тройное подмигивание нашего почтальона. И сообщение о том, что у него три дочери.

Пока Соня хрустит хлопьями, я прикидываю, как мне построить день. Назначить встречу с врачом, дождаться почтальона, проверить, как там Оливия (сперва убедившись, что Эван отбыл на службу), затем заехать в лабораторию и как-то попытаться сообщить Лин о том, что́ я вчера обнаружила в кабинете Патрика. Вот чего я точно делать не намерена, так это смотреть, как Джулию Кинг будут подвергать публичному позору.