Головоломка

– Видишь, в каком состоянии эта решетка? – спросил Моки. – Явно давно тут стоит, скорее всего, с самого начала. На этом этаже, которого вообще нет на карте, только кабинеты, куда более просторные, чем внизу. Скорее всего, здесь располагалась дирекция. Клиника огромная, как город, нужны были мэр и собственная полиция, чтобы управлять толпой психов.

В стертый пыльный линолеум коридора были в буквальном смысле слова втоптаны мятые почерневшие обрывки бумаги. Двери некоторых комнат были сорваны с петель, другие кто-то запер на ключ.

– Кстати, этот уровень называется «Паутинная оболочка», я сам видел табличку, – сказал Моки, заводя Илана в одну из комнат.

– «Твердовая мозговая оболочка» на первом, «Паутинная» на втором… Забавно… Так называются мозговые оболочки: первая – наиболее поверхностная, вторая – средняя…[24]

– Тот, кто придумал названия, был тот еще шутник…

В помещении царил хаос, как будто кто-то намеренно устроил погром: металлические стеллажи были опрокинуты, дверцы шкафов распахнуты, ящики выброшены на пол, в углу стоял старый восьмимиллиметровый проектор, вокруг валялись расколотые бобины. Зарешеченное окно смотрело в ночь.

– Я обшарил много комнат в поисках черных лебедей, – сообщил Моки.

– Нашел?

– Одного, зато наткнулся на любопытный след.

Он направился к проржавевшему шкафу со множеством пустых ящиков.

– Думаю, сюда складывали папки, аудио- и видеозаписи бесед с пациентами. Пленок нет. Шкаф был привинчен к стене, но мне удалось его оторвать, и я нашел вот это. – Моки кивнул на обгоревшую картонную папку с бумагами. – Ничего не стал трогать, чтобы камера меня не засекла.

Он наклонился, поднял с пола стопку подпорченных, покоробившихся от сырости страниц и протянул одну из них Илану, кивком указав на штамп лечебного заведения. Вся нижняя часть листка сгорела.

– «Сван-сонг», семнадцатое марта, одиннадцать лет назад.

Илан нахмурился.

– Протокол «Мемнод». Дело К. Ж. Лоррен.

– Да, протокол… Взгляни на заголовок на обороте.

Илан открыл папку.

– К сведению министра обороны.

Полустертая подпись. Нечитаемые фамилии.

Моки закрыл дверь и сказал, понизив голос:

– Камер тут нет, я проверил. Итак, друг мой, Министерство обороны. Здесь, в горах, среди психов. Что думаешь?

Илан перелистал страницы – осторожно, словно это был древний манускрипт, сел и положил документ перед собой.

– Я потратил уйму времени, чтобы расшифровать эти записи, – сказал Моки и тоже сел. – Некоторые документы напечатаны на компьютере, другие составлены от руки. Детально описан случай пациентки К. Ж. Лоррен. Слушай внимательно, оно того стоит. Судя по всему, женщина поступила в клинику восемнадцать лет назад с диагнозом «истерия» в совершенно неуправляемом состоянии.

Илан быстро пробежал глазами текст. В истории болезни К. Ж. Лоррен имелось описание молодой женщины, принудительно заключенной в психиатрическую лечебницу «Сван-сонг» в возрасте двадцати лет: черные волосы, черные глаза, очень худая. Никогда не покидала родительский дом в Шамбери. Подвержена регулярным припадкам, страдает манией преследования, опасна для себя и окружающих… Илан перевернул страницу и мгновенно зацепился взглядом за некоторые термины, которые уцелели в огне: «электрошоковые процедуры», «переменный ток», «порог и выносливость боли», «вытесненная память». На следующих страницах он обнаружил двадцать пар слов: Напиток, ледяной… Небо, хмурое… – и указание, что список должен быть продиктован пациенту лечащим врачом.

– Многие страницы сгорели, – продолжил Моки, – не хватает данных и экспликаций, но все, что есть, я прочел.

– Объясни, – попросил Илан, поняв, что быстро просмотреть документы не получится.

– Как я понял, электричество использовали, когда хотели вытащить из мозгов подавленные воспоминания. Процедуры были частью так называемого протокола «Мемнод» – цикла работы с памятью. Электрошок был одним из этапов, именно он и описан на этих страницах: списки слов для запоминания, схема, по которой от раза к разу повышали напряжение. Этой девушке провели много сеансов, пары слов для запоминания становились все более суггестивными: изнасилование – черное, страдание – внутреннее, и она в конце концов вспомнила. Пережитое бедняжкой записано черным по белому, с ее слов. Психиатр сделал пометку, что, рассказывая о прошлом, она говорила детским голоском. Слышал истории о множественной личности?[25]

Илан вспомнил рассказ Хлоэ о Жигаксе.

– Слышал.

– Так вот, после серии электрошоковых процедур она вспомнила о перенесенных в детстве страданиях, – продолжил Моки. – В семь лет отец будил ее среди ночи и уводил далеко в лес, там были люди, одетые во все черное, с остроконечными капюшонами на головах, вроде тех, что носили члены ку-клукс-клана. Девочку заставляли смотреть на жертвоприношения животных, запирали голой в клетке, насиловали. Это повторялось три раза в неделю. Можешь себе такое представить?

Илана затошнило.