Голубая лагуна [сборник]

Теперь даже и Дик, несмотря на то, что весь был поглощен мыслями о Кернее, заметил в ней перемену, хотя он не мог бы точно определить, в чем именно эта перемена заключается; одно он знал: Катафа сегодня была не та, что вчера.

В присутствии Кернея он и Катафа всегда чувствовали себя подчиненными; между подчиненными всегда существует какая-то связь, какое-то соглашение, хотя бы смутное и невысказанное. В данном случае помогла молодость, и эти двое составили маленькое тайное общество с Диком в роли вожака. Эти отношения были как-то странно нарушены в это утро отсутствием Кернея и поведением Катафы, делавшей то, чего она раньше никогда не делала.

Завтрак был быстро окончен. Девушка вымыла тарелки и отнесла их в дом на сделанную для посуды полку, затем она собрала остатки пищи и выбросила их в лагуну, — Керней всегда следил, чтобы нигде не оставалось никаких объедков или рыбьих костей, которые могли бы привлечь к дому разбойников-крабов или чаек.

Дик затоптал огонь, решив, что, если Керней, вернувшись, захочет поесть, костер можно будет разложить опять.

«Но куда же все-таки девался Керней, — беспокоился юноша, — и почему он так долго не возвращается? Он не взял даже шлюпки; маленькая лодка была причалена на своем обычном месте у берега. Значит, Керней ушел в лес».

— Катафа, — сказал Дик, сбегав к лодке, чтобы посмотреть, не захватил ли Керней с собою рыболовную снасть, всегда хранившуюся в маленьком ящике на корме, — Катафа, что бы это могло так долго задержать Кернея? Он даже не взял с собой рыболовной снасти: она в шлюпке.

— Может быть, он на рифе, — сказала Катафа.

— Нет, — ответил мальчик, — он поехал бы туда на лодке.

— Может быть, он среди высоких деревьев?

Дик слегка покачал головой, точно выражая сомнение. Затем, возвысив голос, он снова закричал:

— Хаи, аманои Керней! Хаи! Хаи!

Отдаленное эхо в лесу подхватило этот призыв и прислало его обратно. «Хаи! хаи!» — слабо, но отчетливо донесло эхо, замирая затем в отдалении.

— Он отвечает, — проговорила Катафа, — но он слишком далеко, он не может прийти сюда.

На южном берегу Таори была небольшая рощица, где, как говорила колдунья Джуан, жили духи. Стоило там только что-нибудь крикнуть и уже можно было услышать ответ, передразнивавший кричавшего его собственным голосом. Девушка не верила, что дух Кернея отвечал Дику; быть может, юноше отвечал какой-нибудь другой дух, живший в роще, но никак не дух Кернея. Катафа знала, что меж деревьями Кернея быть не может, и говорила все это в насмешку.

Дик же знал, что это простое эхо. Он крикнул еще раз, затем умолк, признав свои попытки безнадежными.

XXII. Нан, покровитель канаков

Дик побежал к шлюпке, чтобы осмотреть рыболовную снасть, и затем вернулся за девушкой, чтобы отправиться вместе с ней на рыбную ловлю. Он застал ее возившейся с огромным старым кокосовым орехом и ножом, уцелевшим с разбитого корабля.

Чтобы добыть этот нож, она должна была войти в дом, чего она никогда открыто не делала при Кернее. Но Дик и не подумал об этом; его внимание привлекла работа, которую она делала. Девушка счистила коричневые волокна, устроив из них кругом ореха нарядную оборку, и теперь трудилась над его скорлупой, вырезая на ней что-то в роде глаз, носа и рта.

Катафе пришла в голову новая мысль, состоявшая в следующем. Главным божеством на Таори считался Нанауа; это было божество грозное и капризное, не всегда исполнявшее просьбы людей. Девушка и сама два раза призывала его к себе на помощь, и в первый раз он, промчавшись над лагуной, разбил ее пирогу, сердясь, вероятно, на то, что ему противодействовали божества маленьких корабликов; во второй раз, в минувшую ночь, он был к ней милостив, но Катафа, помня слова Джуан, подозревала, что, не найди Кернея, Нанауа утащил бы в морскую пучину ее саму, и девушка решила не иметь больше никакого дела с коварным божеством.

Но на Таори было и еще одно божество — Нан. Нан был старый, добродушный божок и считался покровителем рощ кокосовых пальм, участков ямса и деревьев пандануса. Бывали неурожаи плодов и зерен, но Нан никого не убивал и никому не мстил. Это божество очень почитали на Таори, и в каждом доме на этом острове можно было найти его изображение, вырезанное из кокосового ореха.

Катафе пришло в голову сделать изображение Нана и водрузить его на южном рифе; она решила употребить его в виде сигнала. Если бы какая-нибудь рыболовная пирога, занесенная с Таори, увидела Нана, стоящего на рифе, она непременно бы подплыла, чтобы найти того, кто осмелился водрузить образ бога кокосовых орехов на чужом берегу, благодаря чему могло ослабнуть его могущество на Таори.

Работа Катафы заняла Дика, и, присев на корточки и совершенно забыв о рыбной ловле, он следил за каждым движением ножа, прорезавшим безобразный широкий рот божества.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Дик.

— Ты вчера еще говорил, что рыба в лагуне становится все мельче, — ответила Катафа, смотря с наклоненной набок головой на успех своей работы.

— Помню, — ответил он. — Но зачем ты это делаешь?