Голубая лагуна [сборник]

— Это привлечет в лагуну крупную рыбу, — ответила Катафа, загадочно усмехаясь.

Работая над Наном, она видела перед собой пироги, пристающие к берегу и отвозящие ее назад на родной остров; о том же, что туземцы могли сделать с Диком, она совсем и не думала.

— Но как же этот кокосовый орех привлечет рыбу? — с недоверием спросил Дик.

— Я тебе это объясню, — сказала она, — но сперва принеси, что мне нужно.

Через несколько минут Дик с топором в руках отправился в лес. Он вернулся оттуда, таща за собой восьмифутовый ствол молодого деревца, прямого, как удилище; оно было около четырех дюймов в диаметре у корня и делалось постепенно тоньше к концу.

Катафа заострила ножом верхушку деревца, проделала отверстие в нижней части кокосового ореха и плотно вогнала в него этот заостренный конец. Затем они вместе отнесли орех и его подставку в шлюпку, положили его вдоль, так что ужасное лицо смотрело вниз в воду, сели в лодку, и Дик принялся грести, усердно работая веслами.

Заинтересованный этой новой игрой в заманивание крупной рыбы, он ожидал видеть ее плывущей за лодкой или поднимающейся вверх по лагуне, привлеченную этой странной приманкой. Однако ничего этого не случилось; шлюпка проплыла через пролив и достигла южной стороны рифа.

В то утро дул сильный ветер, и Катафа, с развевавшимися по ветру волосами, простояла несколько мгновений, смотря на юг, где лежал остров Таори; затем, вздохнув, начала искать трещину в коралле, в которую можно было бы вставить жердь.

Ей удалось, наконец, найти отверстие, глубиной приблизительно в три фута, и с помощью Дика она водрузила туда дерево, укрепила его при помощи кусков отломанного коралла и песка. Затем оба остановились посмотреть на свою работу. Голова Нана была страшна и фантастична. Когда подул ветер, оборка ее макушки зашевелилась, голова заколыхалась, несуразная, ухмыляющаяся, и, казалось, закивала по направлению к Таори.

— О-хэ! — воскликнул Дик. — Но каким образом эта штука привлечет крупную рыбу?

— Рыба приплывет вон оттуда, — сказала Катафа, указывая к югу.

Дик посмотрел по направлению Таори, но не увидел ничего, кроме моря, чаек и неба. Постояв несколько минут, он направился к шлюпке; девушка последовала за ним.

* * *

На южном рифе, ухмыляясь в морскую даль, высился на своей длинной жерди Нан, покровитель земледелия, и Дик время от времени наведывался к нему, надеясь найти у его подножия крупную рыбу. Но месяцы проходили, а удачного улова не было. На вопросы Дика Катафа ничего не отвечала. Она и не ожидала лещей. Ожидала же она длинные пироги с Таори, и, так как они не появлялись, она, быть может, впала бы в уныние, если бы у нее не нашлось чего-нибудь другого, о чем можно было бы подумать.

Это новое был Дик.

Отношения между юношей и девушкой незаметно изменились. Довольно долгое время — около нескольких месяцев — Дик вспоминал Кернея, недоумевая, что могло с ним случиться, даже судорожно искал его в лесах, надеясь где-нибудь наткнуться на него.

Дик не знал, что значит умереть, и никогда не слышал о смерти. Керней для него исчез, вот и все; но куда он мог деться — вот что тревожило Дика. Может, это он, Дик, чем-нибудь обидел его…

Это постоянное напоминание о Кернее пробудило в уме Катафы смутную неприязнь к Дику, скучавшему без человека, который так оскорбил ее несколько раз, пытаясь дотронуться до нее. Хотя Дик ни разу не изъявлял такого же намерения, но она теперь стала видеть в нем единомышленника Кернея.

Как-то раз Дик отправился в шлюпке ловить рыбу за мысом и вернулся сияющий и торжествующий.

— Катафа! — кричал он, причаливая к берегу. — Крупные рыбы появились!

Девушка, сидевшая в тени деревьев у дома, быстро вскочила на ноги: перед глазами ее мелькнуло видение Таори, на одно мгновение затемнив все остальное; она быстро прибежала на берег.

— Где же они? — воскликнула она.

— Вот здесь, — ответил Дик, указывая на лодку, в которой лежала пара огромных лещей, красных и серебряных в лучах солнца.

Катафу словно кто ударил. Она присела на корточки на берегу и с сумрачным лицом наблюдала, как Дик стал вытаскивать рыбу на берег. Недурно одурачил ее Нан! Но гнев ее относился не к Нану, а к Дику, и на следующий день, когда он весело отправился на риф с одним только рыболовным копьем, он открыл, что конец его был затуплен; его лесы, как и у Кернея, вдруг стали рваться без всякой видимой причины, и нож, положенный вечером на полку, к утру исчез.

Если бы Дик жевал смолку, смолка его, наверное, последовала бы в лагуну за ножом. Это были все те же старые проделки, которыми Катафа изводила Кернея, и, подобно Кернею, Дик совершенно не понимал, как это все происходит.

XXIII. «Большие рыбы» Нана

Наступил и быстро окончился дождливый сезон, — настала весна, и Остров Пальм снова покрылся изумрудной зеленью. Пернатые обитатели его с веселым щебетанием начали вить гнезда.