На заре ветер ослабел до легкого бриза, и волнение слегка улеглось. Когда яркая заря разгорелась на востоке и дута солнца разорвала линию горизонта, Катафа вспомнила о корзине с провизией, лежавшей на дне лодки, и раскрыла ее.
Пока она ела, глаза ее бродили по линии горизонта… Но все усилия ее уловить знакомые очертания родного атолла были тщетны. Нигде ничего не было видно, кроме набегавших голубых волн. Далеко к западу лежали острова Паутому, с рифами, бурунами, позади лодки — остров Таори, а за ним пустынное море тянулось до Гамбиэров; к востоку, в тысяче или больше миль, лежали берега Южной Америки, к северу находился Остров Пальм и Великий океан вплоть до Маркизских островов…
В течение всего долгого дня кругом царило глубокое молчание. Это новое явление, которому Катафа не могла подобрать названия, почти угнетало ее. Она жила с вечным шумом прибоя в ушах; шум этот стал частью ее мира, как земля под ее ногами, и теперь, когда его не было, она растерялась.
Случайное хлопанье паруса, шепот и плеск волн под носом лодки, шипение пены, когда нос лодки разбивал волны, — все эти звуки казались ей какими-то странными среди окружающей тишины.
Поднявшись на ноги при последней вспышке заката, девушка напрягла зрение… — нигде ничего. Раз ей показалось, что на увидела какую-то точку, выделявшуюся на далеком горизонте, но разобрать, была ли это земля или крыло чайки, она не смогла. Только с наступлением мрака и ночи ветер совсем замер, и настал мертвый штиль. Присев на дно лодки, Катафа положила голову на скамью и закрыла глаза.
Она проснулась на заре, когда вся восточная часть неба алела, точно лепесток огромной розы, на котором утренняя звезда сверкала, точно росинка. Слабое дуновение ветерка с севера принесло с собой шепот, знакомый шепот прибоя… На одну секунду, когда девушка только что открывала глаза, картина Таори предстала перед ней. Значит, ночью ветер переменился, и ее отнесло назад?..
Поднявшись на ноги и ухватившись за мачту, Катафа обернулась лицом к ветру, и там, все еще далеко, но уже посылая ей дыхание своих берегов с роскошной растительностью, виднелся остров, который она два раза видела в мираже…
XIII. Робинзоны Острова Пальм
Тринадцатилетнее пребывание на острове изменило Кернея почти так же сильно, как оно изменило и Дика.
Вечно высматривавший какой-нибудь корабль в течение первых трех лет, теперь уже Керней ни за что не покинул бы острова. Он сроднился с этой жизнью, тишиной и покоем, пополнел и поседел.
Ребенок и остров, солнце и спокойная жизнь — все вместе точно сговорились, чтобы произвести в нем такие перемены. Теперь он уже не чувствовал никакого стремления к обществу людей, веселой компании товарищей, к шумной жизни портового города, о которой он раньше всегда мечтал во время дальних плаваний. Оставшись без табаку, в течение многих лет он жевал смолку, которую можно было найти в изобилии в лесу. Жизнь без впечатлений заставила его придумать не мало занимательных и невинных развлечений для себя и для мальчика.
Одним из любимых занятий и того и другого было, как они в шутку говорили, «судостроительство».
Дело началось с того, что однажды, когда Дику было не более семи лет, Керней вырезал ему из дерева маленькую лодочку, чем привел его в неописуемый восторг. Керней был хороший мастер и из любого куска дерева умел сделать что угодно при помощи одного только ножа.
Вскоре ему пришла в голову удачная мысль построить модель погибшей шхуны «Раратонга». Ему понадобилось больше полугода, чтобы закончить эту работу, но в законченном виде модель оказалась удивительно удачной; паруса были сделаны из старой сорочки Лестренджа и оловянный киль из оловянной обертки чайного ящика, которую Керней умудрился расплавить.
Моряк и мальчик отнесли модель на пруд рифа и почти с одинаковым увлечением стали пускать ее по воде. На следующий же день Керней принялся за новую модель, на этот раз модель фрегата[36]
.Целые четыре корабля вскоре вышли из доков компании Керней — Дика, и за это время три настоящих корабля подходили к острову. Два китоловных и одна торговая шхуна, нагруженная сандаловым деревом[37]
.От китоловных судов Керней тщательно скрылся. Шхуна с сандаловым деревом принеслась в объятиях урагана и разбилась в щепки на рифе. Все находившиеся на ней погибли, а коралловый берег усеялся обменными товарами, кусками материи в количестве, вполне достаточном, чтобы одеть целую деревню, ящиками бус, дешевыми зеркалами, низкопробными ножами, посудой, словом, всем, кроме табаку.
XIV. Гостья с Таори
В утро, когда Катафу после ночной бури несло течением к Острову Пальм, Керней собрался было после завтрака в путешествие по острову.
Матрос несколько минут наблюдал за лагуной, рифом и Диком, поехавшим в лодке на другой берег лагуны, чтобы осмотреть расставленные сети. Затем Керней подтянулся и пошел в дом. Взяв с полки складной нож и мешок, он направился в восточную часть острова, где созрели бананы.