На обратном пути она специально лезла в самую жирную грязь, расшвыривая ее по обочинам.
– Предатель, – бормотала она. – Ну и сиди в своей конуре.
Слезы саднили где-то выше горла – дальше Мо их не пускала. Если разревешься, потом будет еще больней. Она это знала и швырялась грязью направо и налево, чтобы вышвырнуть из себя обиду на Белодеда и на его фальшивое лето.
Потом все-таки разревелась.
Солнце уползло в дымку. Все стало сизым и холодным, как и должно было быть. Хоть без обмана, думала Мо, шмыгая носом. Никаких тебе жарких закатов, никакого тепла, которого на самом нет. Осень, как она есть, и пусть уже все будет по правде.
Так она думала, подбираясь к дому и обхватив себя руками, чтобы не дрожать, – «пусть уже все будет по правде…»
2. ВОЗВРАЩЕНИЕ
– Можно?..
– Кто крайний?..
– Смотри, куда идешь!..
– Вы занимали?..
– По поставкам у нас такая картина…
– Извините…
– Сорок три процента берем как есть…
– Я стояла!..
– Бухгалтерия до скольки?..
– Нехаенко принимает?..
– Нафиг! Нафиг всё!..
– Почем?..
Коридор седьмого этажа напоминал то ли метро в час пик, то ли рынок в Гонконге. Десятки людей сновали туда-сюда, сталкиваясь, роняя кипы бумаг и кучкуясь в очереди, растущие под дверьми. Иногда двери открывались, чтобы проглотить очередного счастливца или какой-нибудь важный галстук, возлежащий на таком же важном животе.
Особенно внушительная очередь выросла под дверью с табличкой
Раз в десять-пятнадцать минут дверь распахивалась, и внутри можно было увидеть затылок Андерса В. И., темневший на фоне монитора с таблицами. Казалось, что вокруг его головы сияет прямоугольный нимб.
В какой-то момент к кабинету подплыл очередной галстук. Смяв очередь, он хлопнул дверью и возгласил:
– Ну и погодка, туды ее!
– Здрасьте, Михаил Палыч, – вздохнул Андерс В. И. (посетитель, сидевший у него, оскорбленно умолк). – Что, пробки?
– Не то слово. Увесь город стоит, как это самое. А ты, Вениамин Иваныч, эта… все сидишь и сидишь, знач?
– Мне выйти? – с вызовом крикнул посетитель.
– Не надо, – Вениамин Иванович опять вздохнул и повернулся к нему. – Итак, мы с вами имеем проблему, правильно? И проблема эта…
– Хоть бы снегоуборка работала, туды ее, – пожаловался Михаил Палыч, плюхаясь на диван. – А то залепило так, что ховайся в жито.
– Я потом зайду, – посетитель вскочил и хлопнул дверью.
Повисла пауза. Из коридора слышалось – «сорок пять процентов, не меньше…»
– Нервные усе какие-то, – Михаил Палыч покачал головой. – Эт из-за погоды усё. Вот ученые говорят: перепад давления, говорят, крайне неблагоприятно воздействует на организьмы. Жена в интернете читала…
Зам. начальника Управления Гл. железных дорог откинулся на спинку стула. Лицо его подсвечивалось монитором, и казалось, что оно у него голубое, как у пришельцев. В приоткрытую дверь всовывались носы, но Михаил Палыч делал им «пст», и те засовывались обратно.
– Что, будешь сидеть, как усегда, до ночи? – спросил он.
– А что делать?
– Говорил я тебе, Веник: иди на детскую железную дорогу. Будешь там царь и бог. Дети, правда, галдят, и ржавое там усе…
– Я очень извиняюсь, – к ним заглянула девушка в мини. – Короче, понимаете, у меня через час поезд, и…
– Ну, в общем, трудись, Веник, – Михаил Палыч шумно поднялся с дивана. – Трудись, вникай в проблемы посетителей и это самое, – он подмигнул ему, кивнув на девушку. – Ну, давай, поехал я. Как раз к утру и доберусь, тьху-тьху-тьху…
Он выплыл в коридор. Дверь захлопнулась.
С девушкой Вениамин Иванович говорил так же, как и с предыдущим посетителем. И со следующим так же, и со следующим после следующего, и со следующим после другого следующего, и…
Когда уже казалось, что за окном темно много лет подряд, поток посетителей стал иссякать.
В коридоре давно было тихо. Огни второго корпуса гасли одни за другим, голоса все реже проникали сквозь стены…
Как всегда, какой-то бедолага не успел, и его выпроводила охрана. По идее она должна была выпроводить и самого Вениамина Ивановича, – но тот всегда оставался после работы, и к этому давно привыкли. Имелось в виду, что вечерами он вершит свои неотложные дела… но чаще всего он просто сидел, откинувшись на стуле, и глядел в монитор. Или в окно.
Ради этих-то минут тишины Вениамин Иванович и оставался один на один с Управлением. Дома его никто не ждал и не собирался ждать. А здесь, когда Город замирал, было лучше слышно поезда.
Он больше любил слушать их, чем ездить: хоть дальние гудки и звали к странствию – но это странствие вело бы не в те обыкновенные города и края, где он бывал, а совсем в другие. Снегопад приближал их – и тогда здание оживало, и гудки пронизывали его коридоры, и невидимые поезда неслись сквозь перекрытия, офисы и лифты, и вдогонку за ними неслась метель…
Потянувшись, Вениамин Иванович встал и прошелся по кабинету.