И тут губы сами вспомнили имя, которое никак не хотело вспоминаться:
– Мэй?
– Вэн?
Глаза, круглевшие под белыми ресницами, стали еще круглее.
– Но… это невозможно. Ты не повзрослел?
Салон трамвая вдруг раздался вширь и в высоту. Вагон полетел быстрее – так, что фонари за окном вытянулись в хвостатые кометы.
Вэн не видел этого и смотрел на нее. Как же он мог забыть?
Мэй встала, моргая влажными глазами, и шагнула навстречу. Силуэт, казавшийся издалека взрослым, вблизи стал шутовским и девчачьим.
– А ты опять клоун, как тогда, – сказал Вэн.
Мэй тронула лицо, провела руками по щекам, по векам…
– Я… как я выгляжу?
– По-моему, ты не выросла. И я тоже, да? Мэй!..
Объятия получились неуклюжие, медвежьи – так, что было больно. И внутри было больно – в глотке, где застряли слезы, и в груди, и в голове.
– Где ты, что ты сейчас?.. Как сюда попала? – задавал он глупые вопросы, когда перестал душить ее.
– Я стояла на остановке, – бормотала Мэй и трогала его куртку. – Поздно возвращалась из… как его? Ну как его? Стояла и думала: где-то кому-то, может, нужно, чтобы я… У тебя куртка, как тогда.
Иногда проснешься – и все, что было во сне, разом отлетает в никуда. Весь мир Вениамина Ивановича с его Управлением, просителями, ночной тишиной и десятками лет жизни вдруг стал таять и ускользать прочь, в снежную муть, будто его никогда и не было, и он просто приснился Вэну…
– И у тебя все, как тогда.
– Ага, я чувствую грим. Я ведь не была клоуном, наверно, лет… эээ…
Она вдруг рассмеялась.
– Ты очень прикольный клоун, – сказал ей Вэн. – У тебя все белое, и уши, и под воротником, и щеки такие кругленькие, и улыбка, и вокруг глаз еще, как у клоунов бывает. И ресницы белые. И волосы розовые.
Мэй рассмеялась снова.
– А ты тоже прикольный… Куда мы едем?
Трамвай уже давно не останавливался и стремительно летел в метель. За окном мелькали кометы фонарей.
– Не знаю. Это ведь
– А какой же еще?
– Тогда, может, мы едем… опять в Клетовник?
– Думаешь?
– Ну… Не знаю. Сейчас ведь все не так, как раньше. И Докса нет…
– Может, еще подсядет?
Вэн хотел в третий раз сказать «не знаю», но осекся и просто пожал плечами.
– А как отсюда выйти? Ты помнишь? – спросил он.
– По-моему, трамвай просто чувствовал, когда мы хотели выходить, и выпускал нас.
– Или, может, какой-то механизм, если подойти к дверям?
– Давай попробуем, – предложила Мэй. – Чего он будет нас вести непонятно куда?
Они подошли к дверям.
Ничего не произошло. Трамвай так же стремительно несся сквозь гроздья комет, мелькавших за окнами.
Дети переглянулись.
– Не работает, – сказал Вэн.
– Мда-а, – Мэй присела на сиденье. – Это уже интересно. Куда же он нас везет?
– Давай зайдем в кабину.
– Там никого нет, забыл?
– Но, может, там это… пульт управления? Как в том поезде? – спросил Вэн и вздрогнул. Мэй тоже вздрогнула.
Но в кабине не было матовой панели. В ней вообще ничего не было, кроме лобового стекла, в котором неслись, выныривая из метели, бесконечные дома и фонари. И еще – маленькой серой кнопки.
– Интересно, что за кнопка такая, – сказал Вэн, оглянувшись на Мэй.
– Лучше не трогай.
– Это точно, – он опустил руку. – Хоть бы написали, к чему она… Как ты думаешь, где мы?
– В голубом трамвае.
– Да нет, я не про… Уже в Клетовнике, или еще у нас?
– Где «у нас»? – спросила Мэй. – У нас ведь разное «у нас», забыл? И… я не уверена, что это вообще правильный вопрос – «где мы». Не уверена, что на него есть ответ, понимаешь?
– Так что, получается, нас нигде нет? – испугался Вэн.
– Ну, где-то-то мы точно есть. В этом трамвае, например… Как же он работает?
Вэн не ответил. Из снежной бездны в него неслись тысячи комет, разлетаясь по краям. Он был в центре этого огнепада, и с ним опять была Мэй…
– О чем думаешь? – услышал он и вздрогнул.
Не скажешь же ей, о чем он и в самом деле думает. Пришлось ответить вопросом на вопрос:
– А ты?
– А я о том, почему трамвай тогда открыл двери, а сейчас нет. И почему мы в нем оказались. Ты помнишь, что было раньше?
– А-а, ты об этом… По-моему, там какая-то буцня была. Нет, я помню, конечно, это ведь все вот сейчас было… но не могу вспомнить, – удивленно закончил Вэн.
– И я… Знаешь, что мне кажется?
– Что?
– Что мы оба с тобой чего-то очень хотели. Очень-очень. И трамвай везет нас туда. Чего мы хотели?
– Увидеться, – сказал Вэн и вспыхнул.
– Это да. (Он вспыхнул еще больше.) Но вот мы увиделись – и… что теперь?
Хорошо клоунам, думал Вэн. У них не видно, когда они краснеют. И хорошо, что в кабине темно.
– Теперь… слушай! – вдруг удивленно сказал он. – А почему в прошлый раз трамвай привез нас в Клетовник?
– Ну… Я думала, что он просто ходит туда. По маршруту.
– Но он же возил потом нас друг к другу?
– Эээ…
– Возил-возил, – взволнованно сказал Вэн. – Я вспомнил, как мы с тобой… как я тебя…
– Ну так и что?
– А то, что… может, он возит туда, где нас больше всего ждут?
Мэй хотела что-то сказать, но Вэн увлеченно продолжал:
– Мы же тогда спасли Клетовник. Без нас бы там все так и было. Да?
– Наверно, – отозвалась Мэй.