Голубой трамвай

– И сейчас этот трамвай, может, тоже везет нас что-нибудь спасать? А?

– Ох, – вздохнула Мэй. – Я хочу не спасать, а…

Она не договорила: кометы за лобовым стеклом вдруг замедлились, округлились, превратились в ползущие точки…

– Тормозит! – крикнул Вэн. – Кажется, прибыли.

Он выскочил в салон.

– Куда? – спросила Мэй, осторожно выходя следом.

– Сейчас увидим.

Трамвай плавно остановился. Раскрылись двери.

– Ну? – Вэн обернулся на нее. – Идем!

И спрыгнул с подножки.

Мэй спрыгнула за ним. Трамвай дзенькнул и уехал.

Прибытие

Они стояли на площади, занесенной снегом. Вокруг мерцали разноцветные фонари и гирлянды. Метель поутихла, и снежинки отсвечивали в пестрых ореолах, как блестки на каком-нибудь шоу.

– Панель? – спросил Вэн и сам же качнул головой. – Нет.

– Там не было площадей, – сказала Мэй. – И гирлянд тоже, и огней таких цветных. Похоже, какой-то праздник… Ой, смотри!

Привыкнув к сумраку, глаза выхватили из него рой силуэтов, застывших вдалеке. Тут же, будто сквозь какой-то заслон, донеслись обрывки голосов.

– Они так странно стоят, – сказал Вэн. – Неужели…

– На коленях? – изумилась Мэй.

Налетел порыв ветра. Силуэты шевельнулись… или то была поземка?

Нет, не поземка.

– Идут сюда, – шепнул Вэн.

Голоса гудели все ближе. Можно было разобрать обрывки слов, разглядеть фигуры (почему-то казалось, что они с рогами) и лица – вытянутые, невнятные, как кляксы…

Дети попятились. «Ужастик? Игрушка?» – думал Вэн…

– Смотри, – Мэй сжала его руку.

Оттуда, откуда прибыл трамвай, выплывала целая армада летающих яиц.

Они разлетались по площади и быстро окружили ее со всех сторон. Из них выплеснулись фигуры в капюшонах, разгоняя людей и выстраиваясь в цепочки. В руках у них были дула, отблескивающие тусклыми огнями.

В Вэна и Мэй вдруг уперся луч слепящего света, как бывает в цирке. За кругом, вспыхнувшим вокруг них, не было видно ни зги.

– Кто вы? – прогремело из ниоткуда.

Вэн чувствовал себя прозрачным – луч просвечивал его насквозь.

– Я Вэн, – сказал он. – А она Мэй…

– Мы прибыли на трамвае, – пискнула его подруга.

Ее голос прозвучал, как кукольный. Казалось, он так и остался под световым колпаком.

Там, за его пределами, что-то происходило – слышались шорохи, крики, топот, скрип снега, чувствовалось невидимое движение, уходящее за спину… Похоже, сама темнота окружала Вэна и Мэй, чтобы ударить сзади.

Прятаться было негде, бежать некуда. Ослепленные дети встали спина к спине, чтобы хотя бы увидеть врага, прежде чем он…

– Мэй! Вэн! Сюда! – вдруг донесся детский голос.

– Сюда! К нам! – перебил его другой, пониже и погуще.

Они слышались справа, из темноты.

Вэн быстро глянул на Мэй. Раздумывать было некогда.

– Бежим?

– Стрелять будут!..

– Мы здесь киборги, забыла? – Он схватил ее за руку. – Давай!..

И они кинулись наобум в темноту.

Это было еще страшнее, чем стоять под прожектором. Вначале глаза окунулись в чернильный мрак, но через несколько секунд увидели в нем лоскут света – он очертился справа, откуда неслись голоса:

– Сюда, сюда!

Никто не стрелял, но из темноты слышался топот и выкрики – «…ехватить!» Изо всех сил стараясь не упасть, дети прыгали по снегу к световому лоскуту, который оказался дверью и плыл им навстречу. В нем темнели два силуэта – пониже и повыше.

– Скорей! – Вэна и Мэй подхватили чьи-то руки и помогли влезть вовнутрь. Мгновением раньше Вэн успел увидеть, что это вход в летающее яйцо, такое же, как и те, которые окружили их на площади. «Но ведь здесь дети, – думал Вэн, хватаясь за тонкую руку, – они же не могут…»

– Ффух, успели, – выдохнул низкий голос. – Теперь уходим! Держитесь!

Те же руки толкнули их в кресла. Дверь закрылась, аппарат дрогнул – и рванул вперед так, что глаза прилипли к затылку, а из легких выдавился весь воздух.

* * *

Яйцо адски виляло из стороны в сторону. Мэй с Вэном вцепились мертвой хваткой в подлокотники, стараясь не вылететь на пол.

Они были в овальном салоне, скругленном со всех сторон, кроме пола. По бокам располагались пары алых кресел – по три с каждой стороны. Впереди чернели экраны, мерцавшие какими-то огнями; ниже был пульт управления – матовая панель, как в том поезде, и еще несколько кнопок и ползунков.

За пультом горбился очкастый парень лет семнадцати. Левая рука его лежала на матовой панели, правая дрожала над ползунками, как птица над дичью.

Рядом застыла черноглазая девочка и пялилась на Мэй. Вэн никогда не видел у людей таких круглых глаз, – только у котят, когда у них шерсть дыбом. Девочка глядела на его подругу то ли с ужасом, то ли с обожанием, то ли и так и так вместе; губы ее дрожали, будто собирались сказать что-то и не могли, брови ползли вверх, щеки горели, как волосы Мэй… Даже смотреть на нее было горячо, и Вэн чувствовал, как сам краснеет и плавится рядом с ней.

Мэй ерзала, поглядывая на нее и на Вэна, и несколько раз приоткрывала рот, но аппарат все время петлял, и было трудно говорить.

– Не отстают, буцы! – выпалил очкарик. – Окружают…

Девочка сморщила нос.

– Ну так сделай что-нибудь! – потребовала она. – Облака свои сделай!

– Уже делал. Не помогло.

– Еще делай!

Очкарик ткнул в красную кнопку.