Голубые дирижабли

– Чего налить тебе, – и тут бармен обращается к нему по имени. Это имя звучит, как… льющееся в бокал из белого и жёлтого золота звёздное, алое вино. Мои ладони соскальзывают по гладкой поверхности стула, я опять теряю равновесие и обхватываю стул, чтобы не упасть. Стул гремит ножками по полу. Я смущаюсь ещё больше. Кожей чувствую пронзительный взгляд черноволосого. Выравниваюсь и держусь за стул как за преграду между нами. Взгляд уходит. Робко поднимаю глаза и наблюдаю за ними.

– Мартин, сто раз говорил тебе: не называй меня настоящим именем. Видишь – окружающие на ногах не могут устоять, – он улыбается, как будто это – одному ему понятная шутка. – Можешь гордиться тем, что ты знаешь моё имя, но не нужно называть его. У меня есть прекрасное публичное имя: Амрис. Используй его. Кан-Гиор может быть не против, чтобы его называли настоящим именем, но я – против.

– Хорошо, – и бармен, широко улыбаясь и протирая стеклянный бокал маленьким полотенцем, повторяет то же самое дивно звучащее имя. Черноволосый рычит и показывает бармену кулак. Бармен улыбается ещё шире. Ставит бокал перед ним и берёт протирать другой, такой же. Спрашивает. – А Кан-Гиор когда придёт?

Мужчина сводит брови и пристально смотрит на бармена.

– Мартин, – говорит он ласково, но в его голосе мне слышится угроза. – Скажи, только честно: ты издеваешься или спятил?

Мартин улыбается, как ребёнок, который показал фокус и сумел по-настоящему удивить зрителей.

– Мартин шутит! – восклицает он и вопросительно смотрит на черноволосого. Тот щурится.

– А это интересно… – протягивает он. – Ты научился шутить? Если так, то за это точно стоит выпить. Открывай сидр.

Бармен широко улыбается, достаёт из холодильника большую бутылку без этикетки. Домашнего приготовления? Открывает крепление пробки, раздаются хлопок и шипение танцующих пузырьков… и по комнате разливается нежно-оранжевое небо. Восторг. Фонтаны. Смех самых любимых людей. Благословение моментов жизни, разделённых с ними.

Бармен наливает сидр в бокал черноволосого. Тот, прикрыв глаза, вдыхает аромат и улыбается, а потом с удовольствием делает глоток. И поворачивается ко мне. Я замираю в смущении и испуге. Мне кажется, что я невольно подслушиваю чужой разговор. Я услышал настоящее имя этого человека. Я очень хочу продолжать быть здесь, с ними – особенно с ним, – я мучительно ищу и не нахожу для этого повод. Я бы хотел поддержать этот разговор, но я не знаю, какой может быть моя в нём партия, разве что…

– Кто такой Кан-Гиор? – мой голос звучит робко, но почему-то чувствую, что этот вопрос я задать вправе. Мужчина улыбается довольно.

– Бинго. Вы задали самый важный вопрос. Вам полагается глоток этого восхитительного сидра.

Он протягивает мне свой бокал. Я отрываю от стула руку – оказывается, я всё это время судорожно сжимал пальцами сиденье – и машинально беру. Как будто это самое естественное в мире действие – пить из его бокала.

Вдыхаю светлый танцующий аромат, делаю глоток – сладкий, полный восторга и смеха, – и вспоминаю.

– Привет, – тихо говорит Амрис.

Тяжело опершись на стул локтями, разворачиваю бокал так, чтобы в стекле можно было рассмотреть моё отражение, и разглядываю его. Ещё одно моё кривое отражение. Какого цвета у меня глаза? Слишком темно, и я не вижу…

– Кан? – в голосе Амриса растерянность, беспокойство, недоумение. В этом мире у нас нет поля, но его чувства из долгой привычки я читаю легко. Мне нечего ему сказать. Я устал. Очень, очень устал. Делаю ещё глоток. Мне не верится, что когда-то я был настолько счастлив, чтобы сделать такой сидр. Амрис вздыхает. Я сжимаю в руках бокал. – Что случилось? На тебе лица нет…

Бокал рассыпается у меня в руках. Звенят осколки, сидр льётся по сиденью стула и начинает капать на пол.

Амрис, как всегда. Не в бровь, а в глаз. Совершенно не имел в виду.

Мартин охает, выбегает из-за стойки, оценивает масштаб бедствия, отодвигает меня от стула, исчезает за стойкой и появляется с тряпкой, щёткой и совком. Убирает осколки и лужу.

Я смотрю на свои руки. В местах порезов набухают капельки крови. Слышу движение.

Между моих ладоней оказывается маленькое белое полотенце, ладони Амриса сжимают мои вокруг него. Я опять чувствую его взгляд, совсем близко теперь, и по-прежнему не могу на него смотреть.

– Кан-Гиор, – начинает он отчётливо и спокойно. – Пожалуйста, дай мне информацию о том, что с тобой происходит. Ты – выдающийся эмпат и телепат, я – нет. Поговори со мной?

Его ладони горячие вокруг моих. Он начал носить на большом пальце правой руки тонкое чёрное кольцо. Не видел раньше. Интересно, что оно делает. Или это просто кольцо?

Молчу.

– Смотри, – тихо и мягко продолжает он. – Чем скорее ты скажешь, что с тобой и что не так – здесь не надо быть телепатом, чтобы понять, что что-то очень сильно не так, – тем скорее мы сможем с этим что-то сделать. И пока я не начал неистово творить неведомую херню…

– Не надо трогать полотенца! – подскакивает к нам Мартин.

Он размыкает ладони Амриса, отодвигает его, забирает полотенце и сильно дует на мои ладони.

Порезы мгновенно затягиваются.