Голубые эшелоны

— Слышал, слышал, товарищ Софрон, как ты да еще кое-кто строит социализм, — сказал он, оглянувшись, — На бельгийцев за чарку сил не жаль было, а как советская власть дает вам целую гуту, целое государство, так вам лень и пальцем пошевелить? Нет, товарищи, мы должны жить уже не только сегодняшним днем, но и заглядывать вперед. Для того и революцию совершали. Нам было тяжело, пускай детям будет легче. Товарищ Малай правильно ставит вопрос.

Митрич все еще молчал. Он только перешептывался с Ганджулей, но видно было, что Софроновыми разговорчиками он недоволен.

Когда уже все высказались, Свир поставил на голосование два предложения: первое Малая — «Приступить своими силами к перестройке гуты». И второе Софроново — «Считать перестройку гуты преждевременной».

— Только предупреждаю, товарищи, — сказал Свир, — старую гуту, как нерентабельное предприятие, правительство может закрыть…»

Художник, который не мигая смотрел на рукопись, тревожно покосился в мою сторону, и я заметил, как по его лицу пробежали тени, словно от облака. Возможно, в его представлении уже складывалась картина: последняя седая прядь дыма тает на закопченных устах потрескавшихся труб, а тысячи глаз все еще смотрят вверх, как люди перед смертью смотрят на вечерний луч, угасающий для них навсегда.

Под окном затрубил клаксон. Редактор поморщился и сказал:

— Посмотрите, не за нами ли это?

Я выглянул в окно. По каменной улице города наперегонки мчались переполненные пассажирами одутловатые автобусы и легковые машины, а между ними, как обрывки чего-то давно прошедшего и теперь неуместного, еще плутали со своими аляповатыми дрожками извозчики.

По обеим сторонам улицы, словно все время куда-то спеша, по тротуарам нервно и напряженно колыхалась черной бахромой неугомонная толпа. Машина с округлыми никелированными дугами впереди радиатора стояла на той стороне, и шофер, утопая в оленьей дохе, вызывал кого-то механическим нажимом на клаксон. Я сказал об этом Кругу.

— Это не за нами, — ответил он и начал читать дальше: «Как раз в это самое время по телефону сообщили, что на заводы прибывает зарубежная рабочая делегация. Собрание заволновалось, и вопрос был отложен до следующего раза.

Делегация знала уже о героизме рабочих гуты во время гражданской войны и о том, в каком состоянии гута была еще год тому назад, и искренне восторгалась сознательностью и самоотверженностью советских рабочих. Свир решил показать гостям мастерство стеклодувов. Гости, увидев их багрово-синие лица, когда они выдували бутылочки на память, только покачали головами.

— Совет гут, завод не гут, не карош, — сказал один, тоже рабочий.

— Нехороша гута? — переспросил Митрич. — А где ты лучшую возьмешь? Зато у нас советская власть, а у вас капиталистическая.

Гости через переводчика ответили:

— Это правда, советская власть — это очень хорошо, но плохо до сих пор выдувать бутылки животом. Нужно механизировать заводы.

Митрич посмотрел на своих так, будто хотел сказать им: «Слыхали? И эти о том же!» И, видимо, для большей ясности тоже зашепелявил:

— А если наш гут сделает ошень машин, будет дело? Наши хлопцы смогут управлять ими? Я почему вопрошаю, потому как таких машин еще не видел. Только ты, товарищ камерад, не ври, тут тебе не буржуазные капиталисты и эксплуататоры.

— Для чего же нам врать, — ответил тот же рабочий, — нам странно, что вы зря тратите столько энергии.

— Такое наследство оставила нам буржуазия, — сказал Свир, — как говорят, рада бы душа в рай… но не все сразу.

Митрич и даже Софрон от удовлетворения показали им свои беззубые десны и уже заговорили между собой:

— Слыхал, как рубанул? Видно, обиделся, что ученого учат, а со зла человек всегда режет правду-матку.

Потом Митрич подошел словно бы невзначай к Свиру.

— А ты, Петрович, правильно срезал их. Сами знаем, что к доброму плоту нужен добрый кол. Наша гута все-таки не очень гут, как это они говорят. Спору нет, что машинизированные заводы лучше, разве я это не понимаю? Хоть я человек, говорю, технически и неграмотный, но ведь, Петрович, ихний буржуазиат бесплатно этого нам не даст и не покажет. Значит, деньги все-таки нужны, а откуда же их взять сейчас? Вот в чем вопрос!

— Раз нужно, — отвечает Свир, — так и деньги будут. Только нам нужно приложить усилия.

— А я разве что говорю? Только глядите, хлопцы, потому как нам, беззубым, и на сухом кажется мокро, а вам все море по колена.

Когда делегация уезжала, стеклодувы сказали на прощание:

— Приезжайте через год, тогда и посмотрите на наши гуты: гуты будут гут гутами.

— Гут, гут, — ответили делегаты и помахали шляпами.

Вдоволь наговорившись о неожиданных гостях, на гуте продолжали выдувать бутылки по-старому — изо всех сил напрягая легкие. Однако на следующем собрании, как уж Софрон ни кричал, Митрич таки убедил людей, что Свир говорил правду: нужно приступать к перестройке, а Софрон, мол, уже выжил из ума. Васюта Малай был еще более непримиримым, он даже обозвал Софрона гидрой контрреволюции. С этим согласилось большинство стеклодувов, и было принято постановление: