Голубые искры

- "Господи, помилуй" еще прочитаю и лампадку затушу.

Яков Петрович ушел. Димина машина уже ждала его у подъезда.

Полковник в отставке Николай Сергеевич Иванов, высокий, грузный в теплой меховой летной куртке, в пыжиковой шапке - в Сибири морозы были уже за тридцать, с женой Шурой, та тоже была одета по-зимнему - в норковую шубу, на голове пуховой платок, доехали до Красноармейской на такси. Полковник своим ключом открыл родную для него квартиру и включил свет. В квартире был беспорядок: кровать его мамы разобрана, сундучок с личными вещами раскрыт, на столике возле кровати - открытая коробка с лекарствами. Раздевшись, Шура подмела пол, заправила раскрытую кровать, все вещи расставила по своим местам. В комнате мужа в шифоньере для них всегда было чистое постельное белье, но в нежилой комнате оно было влажным, и Шура, расправив гладильную доску, перегладила его, сменила наволочки на подушках их с Колей кровати, заменила пододеяльник, простынь.

- Может, полежишь, устал с дороги?

- Нет, Шура. Надо вначале выяснить обстановку. Позови-ка Марию Леонидовну.

Мария Леонидовна, придя, уселась на табурете за обеденным столом в большой комнате, Николай Сергеевич с Шурой сели напротив. Женщина снова в подробностях рассказала о смерти подруги, о том, что Леночка уже обмыта, одета во все приготовленное ею заранее, и в освященном гробике. Гроб только непривычный, больно уж хорош: темно-вишневый, весь блестит, говорят, покрыт рояльным лаком, внутри все застелено простроченным, белее свежего снега, атласом, шесть бронзовых ручек. Лена хотела, чтобы похоронили в обычном гробике, сильно не тратились; там был гроб подешевле, простенький, она указывала на него, да ей не дали, этот купили.

С батюшкой про отпевание договорились: как попрощаются, к полудню в храм привезут.

- Прощание уж больно пышное Дмитрий Семенович затеял: в Доме культуры, с почетным караулом, чтобы духовой оркестр при выносе тела играл. Очень не хотела Лена всего этого. Просила, чтобы гроб возле дома, у подъезда, на табуреточках постоял, там бы и попрощались. Я говорила об ее желании, да меня разве послушают. Батюшка говорит, что богатыми похоронами, богатыми надгробиями родные удовлетворяют только свое тщеславие. Не покойника они любят, а себя. Прискорбно, говорит, когда последний приют, становится местом самоутверждения и гордыни родных.

Николай позвонил Якову и Диме, и через десять минут Дмитрий Семенович с Прохоровым и неразлучным Горловым уже входили в квартиру. Поздоровавшись за руку и раздевшись, все уселись за стол. Дима поглядывал на красивый Орден Мужества на груди бывшего одноклассника: Иванов счел нужным присутствовать на похоронах мамы именно с этой наградой на груди. У него были и другие достойные награды, но он их оставил дома, в Сибири, посчитал нескромным стоять у гроба с увешенной полученными наградами грудью. Этот же орден он очень ценил и гордился им. Такие ордена в СССР получили всего четыреста пятьдесят человек, каждая награда была номерной, и на каждом по красному рубиновому полю ленточки была надпись: "За личное мужество". Орден сохранился и в новом государстве - России, но с изменениями: исчезли на нем буквы СССР и не стало надписи "За личное мужество". Стал просто Орден Мужества.

Бывший подполковник Горлов тоже с интересом рассматривал орден: такой он видел впервые и как никто знал, что его за "просто так" не давали.

Дима начал докладывать о предстоящей процедуре похорон: завтра гроб в десять утра будет установлен на постаменте в большом зале Дворца культуры. Будет негромко звучать траурная музыка, у гроба через каждые двадцать минут будут сменяться две пары почетного караула, красные повязки с черной траурной каймой уже приготовлены. На стене, на большом белом экране будет увеличенный во много раз образ с фотографии. Фотографию можно подобрать сейчас. Венки с траурными лентами и надписями заказаны. При выносе гроба до автобуса процессию будет сопровождать духовой оркестр, репертуар у них уже давно отработан. Оркестр будет и на кладбище. Место на кладбище выбрано на центральной аллее из резервного фонда, там разрешается хоронить только самых почитаемых властью людей.

- Могила приготовлена. - Дмитрий закончил говорить и вытер выступивший на лбу пот.

Наступило молчание. Все ждали, что скажет большой, грузный человек, сидевший во главе стола.

- Дима, мама хотела, чтобы с нею прощались здесь, у подъезда, и чтобы гроб стоял на обычных табуретках. Будет так, как она хотела, Дима.

- А как же оркестр, как же объявление в газете, люди же соберутся у Дома культуры?!

- Дима, прощание будет здесь. Это мое решение! - Сказано это было не громко, но так, что все поняли, что будет только так, и никак иначе.

За столом повисло молчание.

- В Доме культуры можно будет сегодня извиниться, они еще не успели все приготовить. Оркестру деньги уже заплатили, откажемся - оркестранты в претензии не будут. Автобусы оставим у Дома культуры: будут подходить люди, встретим, привезем сюда. Все решаемо, Дмитрий Семенович, - сказал Горлов.

- Я хотел как лучше.