Голый дикарь из культурной страны

Англичанин о чем-то негромко разговаривал с Венком, тыкал пальцем в карту района, куда они летели. Лицо у британца было озабоченным, но о чем он разговаривали с оберштурмфюрером, Ойген не понимал. Английскому языку его не учили, в бюргере вообще не учили языкам, априорно предполагалось, что любой разговор должен вестись на языке победителя, поэтому все остальные должны были учиться говорить на великом и могучем немецком языке. Ну, если не свободно говорить, так хотя бы объясняться. Оберштурмфюрер был из имперских немцев, а воспитание в Метрополии предполагает изучение двух и более языков, в том числе и языков покоренных народов. Но и Ойген ун-Грайм неплохо знал русский язык и разговаривал на нем почти без акцента. Постоянное общение с аборигенами в колониях сделали его словарный запас обширным, он даже матерился иногда на русском языке, как и его товарищи по бюргеру.

Оберштурмфюрер Венк закончил разговор и сел, откинувшись головой на подлокотник кресла, десантники располагались прямо на полу. Для увеличения грузоподъемности геликоптера большая часть кресел и внутреннего оборудования машины демонтировали, обеспечив, таким образом, большее свободное пространство. Ребята из команды были спокойны и невозмутимы. Поставлена боевая задача, она должна быть выполнена. К этому их всех готовили, и совсем неважно, что надо сделать: вытащить дедушку Сталина из его читинской норы, ликвидировать лидера боливийского сопротивления, выращивающего коку в джунглях, или притащить из леса чернокожего колдуна, пусть он и обладает какими-то тайнами и секретами. Да и сам Ойген не чувствовал какого-либо волнения. Их учили, их хорошо учили, а теперь настала пора показать свое мастерство.

Летчики машины были из местной группировки, они загорели до черноты. Они тоже были спокойны. Для них доставка десанта, пусть даже элитного подразделения СС, была обычной работой. Доставить, высадить для выполнения поставленных задач, а в назначенное время и в назначенном месте забрать десант обратно. Их даже не особенно интересовало, кто из летящих в салоне парней вернется обратно. Не то, чтобы они были лишены жалости и сочувствия, нет. Просто выполнение боевой задачи несовместимо с жалостью и сочувствием. Так говорит начальство, а оно знает, что нужно для победы, лучше всех остальных.

— Как самочувствие, Ойген? — крикнул ун-Грайму на ухо сидящий рядом оберштурмфюрер. — Ты слишком задумчив, парень. Выкинь все из головы, мы определимся на месте.

— Яволь, — коротко сказал Ойген. — Я тоже так думаю. Просто не понимаю, зачем нам эта гражданская крыса, да еще из иностранцев?

— Так решило тыловое начальство, — мрачно сказал Венк. — Кому-то пришло в голову, что мы нуждаемся в проводниках и специалистах по неграм, а дальше все зависело от расторопности и сообразительности чиновника, готовившего проект приказа.

— Не думаю, что задание будет особенно трудным, — скати Ойген. — Перестрелять сотню дикарей и захватить одного из них — с этим вполне могла справиться колониальная часть.

— Приказы не обсуждаются, солдат, — напомнил Венк. — Мне лично этот приказ по душе. Лучше загорать на солнце и охотиться на дикарей, чем сидеть среди снегов и пытаться найти общий язык с пингвинами. Ничего хорошего я от этого назначения не ждал, для меня это нечто вроде почетной ссылки. Не надо ругаться с начальниками, солдат, они мелочны и мстительны.

— И все-таки, — сказал Ойген. — Хотел бы я знать, как отличить одного голожопого дикаря от другого голожопого дикаря. По мне все негры на одну морду. Последний раз я их видел в Берлинском зоопарке. Они похожи друг на друга — черные, вонючие и неопрятные. Не зря в газетах пишут, что они являются тупиковой ветвью развития. Природа решила на них отдохнуть.

— Ты читал Адольфа? — спросил Венк. — Мудрый был старик. Он как-то заметил, что негры являются говорящим подвидом обезьян. Я где-то читал, что у некоторых здешних племен был дикий обычай: своих самок, достигших половой зрелости, они сначала сажали на деревянный кол и таким образом лишали их девственности, а уж потом пользовали всем племенем. И только после этого выдавали ее замуж. О какой цивилизованности в этом случае можно говорить? Бойся попасть им в плен, камрад, они из тебя живого будут варить зуппе. Ты только представь: сидишь в медленно закипающей воде, а вокруг тебя плавает морковка, разные корешки, и ты понимаешь, что вам предстоит вариться вместе. Уж лучше пустить себе пулю в голову. От зуппе тебя это, конечно, не спасет, но, по крайней мере, ты все-таки не увидишь этого безобразия.

Разговаривать было трудно, приходилось постоянно перекрикивать рев моторов, и они замолчали. В раскрытые двери кабины бил горячий душный ветер, который сушил кожу, и Ойген подумал, что в такой жаре и в самом деле могут жить лишь дикари. Культурному человеку нужен более умеренный климат.