Голый дикарь из культурной страны

Дежурили по очереди. Ойген не сделал для себя исключения, более того, он отвел для своего дежурства самую трудную часть ночи — предутренние часы, когда слипаются глаза и засыпаешь помимо воли. Костер развести было нечем, мошкара донимала, мазь от нее кончилась и, чтобы как-то избавится от укусов, солдаты обмазались жидкой грязью, которую набрали под колодой. Вид у них был не боевой, все четверо выглядели бродягами, пропившими все на свете. Ойген уже в который раз подумал, что, в сущности, они ничем не отличаются от дикарей — шелуха цивилизованности сползла с них вместе с одеждой, оружием и химическими препаратами. Цивилизованный человек от дикаря отличается немногим, они эти отличия утратили. Он вдруг поймал себя на том, что даже думать стал иначе — теперь он мыслил короткими лаконичными фразами, в которых не было места прошлому и будущему, в них жило только настоящее. Наверное, так мыслили дикари.

Идти предстояло долго, путь не казался безопасным, а надежд на Херцога и его «файтеры» не оставалось. Разумеется, абверовец уже обнаружил их исчезновение и конечно же он весь день гонял машины над джунглями, пытаясь их разыскать. Он уже наверняка сообщил в Берлин и штаб колониальных войск, что группа «Зет-нойнцейн» под командованием оберштурмфюрера Венка загадочно исчезла в джунглях, но трудно было предположить, какую позицию там займут. Скорее всего, в ближайшие дни они могли надеяться только на себя самих. Мысль была неутешительной, но справедливой.

Ночью пошел дождь. Особого облегчения он не принес, но разогнал мошкару. Ун-Грайм слышал стук дождя на широких листьях лиан, и думал, что им предпринять, чтобы вырваться из лесного ада. Потом он все-таки задремал и проснулся от прикосновений будящего его ун-Энке. Пришло время его дежурства.

Дождь прекратился, но от деревьев несло сырым знобящим холодом. Где-то неподалеку в густых кронах нависающего леса обиженно всхлипывала одинокая обезьяна.

— Ротенфюрер, — сказал ун-Энке. — Я видел свет.

— Где?

— Там, — ун-Энке рукой показал направление. — Голубоватый такой, неяркий свет. А потом он вдруг погас.

Глупо было думать, что у туземцев имелись электрические фонарики, но в первый момент Ойген так и подумал.

— Давно? — негромко спросил он.

— Минут двадцать назад, — так же тихо ответил ун-Энке. — И никаких звуков. Словно привидение по лесу бродило.

— Спи, кригман, — мягко сказал Ойген, сообразив, что свет мог привидеться бойцу от усталости и нервного напряжения. — Отдыхай. Твой командир будет внимательным.

Солдаты спали.

Ойген ун-Грайм смотрел на них с жалостью и пониманием. Всего три дня потребовалось джунглям и дикарям, чтобы разделаться с элитным подразделением СС. Пожалуй, на это не были способны даже русские партизаны. Те воевали осторожно, за ними были деревни с жителями. Аборигенам этого континента оглядываться было не на что. Жители деревень были легки на подъем и в случае опасности быстро устремлялись в джунгли, унося на себе нехитрый деревенский скарб. Стоимость травяных хижин ничтожна, их легко отстроить заново, поэтому деревни вообще не брались в расчет. У дикарей не было слабых мест, их подводило только отсутствие вооружение. Но и здесь превосходство СС оказалось эфемерным. Стоило аборигенам лишить их оружия (а ун-Грайм уже не сомневался, что это каким-то образом сделали аборигены), и СС оказалось в равных условиях с дикарями, пожалуй, даже в худших условиях, ведь они уступали дикарям в численности и в знании местности. Налет цивилизованности исчез, дикари оказались против дикарей.

«Этот покойный ирландец был прав, мы уже ничем не отличались от них, только цветом кожи. В каждом из нас спал дикарь. Странно, а ведь я даже не знаю, как звали этого ирландца, — вдруг подумал Ойген. — Даже название инструмента, которым пользуются в деле, обычно знакомо, а вот имени человека, с которым вместе с нами рисковал жизнью, и который погиб за чуждые ему цели, осталось неизвестным».

Он мог назвать имя любого из группы «Зет-нойнцейн», а вот имени ирландца он так и не узнал.

Вот так.

И тут Ойген ун-Грайм насторожился.

Среди деревьев блуждало голубое пятно, словно по лесу и в самом деле бродило привидение. Пятно это то удалялось, то приближалось, и как-то неожиданно оказалось рядом с ним. Теперь это выглядело так, словно во тьме чащи кто-то вырубил голубой прямоугольник, похожий на дверь, раскрытую в загадочный мир.

Ойген напрягся, его рука помимо воли потянулась к ножу. Прямоугольник света казался невероятным и вместе с тем обещал людям неведомые опасности.

— Вы видите, ротенфюрер? — послышался сбоку осторожный шепот ун-Энке. — Что это?

Ойген сам хотел знать, что перед ним. Он досадливо качнул рукой за спиной, привычно подавая ун-Энке знак, означающий, что он должен замолчать и вместе с тем проявлять бдительность, обеспечивая защиту командира со стороны.