После того, как выбрался живым с Тиссана, я решил, что знаю все на свете о боли, однако стоило мне увидеть лицо такого юного Аргуса, с явным усилием сдерживающего вопли, я понял, насколько я заблуждался. То, что ему приходилось испытывать уж точно не шло ни в какое сравнение с легкими электрическими разрядами, которыми пытались «пробудить» мою Тень.
Манипуляторы работали монотонно, каждый раз погружая иглы на толщину пальца под кожу Аргуса. При этом сначала они били точно в отметки, нанесенные на тело, но после того как эта часть процедуры оказалась завершена, делили оставшиеся квадраты на меньшие но равные доли и все повторялось сначала, и так, пока каждая клеточка тела серого стража не оказалась под иглой.
Аргусу все трудней было сдерживаться и в какой-то момент он перестал молча терпеть боль и начал без стеснения кричать и извиваться, чем несказанно радовал Метару. Прочные металлические крепления, однако, не позволяли ему уклониться от игл, так что процесс не прерывался ни на секунду.
Трудно сказать, сколько времени ушло на всю процедуру. В видении все всегда воспринимается иначе. Дни могут запросто пролететь за секунды. Однако, пускай быстрая, но скрупулезная работа манипуляторов никак не могла занять меньше пяти-шести часов, никто из присутствующих при ритуале даже не подумал шевельнуться. В том числе и приглашенные мать с сыном, что, признаться, несколько обескураживало.
К завершению ритуала, когда практически каждая клеточка тела Аргуса была нашпигована заряженными частицами Тени, внешний облик стража начал меняться. И пускай изменения эти никак нельзя назвать критическими, все же не заметить из оказалось невозможно. Первым среди броских отличий стала кожа, в один миг приобретшая совершенно обескровленный цвет. Расплавленное серебро в глазах, и прежде считавшееся отличительным признаком Аргуса, теперь же буквально сияло каким-то внутренним и абсолютно потусторонним свечением. Черты лица стали более резкими и чуть-чуть угловатым, что моментально накинуло ему с десяток лет. Он на глазах превращался в того, кого я знал.
Смотреть на это добровольное истязание было невыносимо, но по какой-то неведомой причине, отвернуться от него я тоже не мог. Взгляд точно приклеился к одолеваемому нечеловеческими муками лицу стража, а в груди разлился невыносимый жар. И трудно было понять, что это: сочувственная боль или бешенство?
Майра как-то назвала Аргуса фанатиком, вот только не уточнила, фанатиком чего он являлся. Очевидно, что куатом до мозга костей он точно не был, но зато совершенно добровольно согласился подвергнуть себя столь зверской пытке. И ради чего? Только лишь для того, чтобы отомстить Мекету? Неужели подобного желания достаточно? Неужели он и впрямь его так ненавидел, что готов был положить даже собственную жизнь, ради призрачного шанса отомстить? Которого, кстати, все равно в итоге оказался лишен.
Для меня все это оставалось за гранью понимания. Впрочем, как и причина, из-за которой он переметнулся на сторону врага. Не альтруизма же ради он отрекся от всех, кого знал, и пошел по тому же пути, что и человек, которого он всей душою ненавидел?..
Внезапно бешенная работа манипуляторов прекратилась. В воздухе раздался свист втягиваемых игл, а затем наступила тишина. С прекращением истязаний Аргус так же прекратил извиваться и кричать, однако вместо того, чтобы как нормальный человек перевести дух, казалось, просто отключился. Или нет?..
Старейшины вышли из транса и поочередно, один за другим стали подниматься на ноги, кто кряхтя, кто постанывая. Метара выглядела так, что, казалось, будто сама себя от счастья не помнила. Ее глаза жадно забегали по неподвижному телу Аргуса, словно по истинному произведению искусства, творцом которого, лейра себя бесспорно и считала.
Несколько секунд ничего не происходило. Аргус был похож на самый настоящий труп, отчего мне стало сильно не по себе. Жар в груди сменился холодом, начавшим подниматься откуда-то из внутренних глубин.
Я заметил краем глаза, что Терцепсия Яо и ее сын зашевелились и очень медленно и осторожно, словно боясь потревожить хищника, приблизились к столу. Их взгляды при этом не отражали ничего, кроме скромного интереса, что тут же меня насторожило. Не став терять времени, я последовал за ними.
— Получилось? — спросила Терцепсия.
Майра не ответила, лишь расплылась в жабьей улыбке и сверкнула глазищами. Вдруг она извлекла из кармана своей черной юбки небольшой нож и твердой рукой оставила на теле Аргуса глубокий порез. Я поморщился, ощутив небольшую дрожь, пробежавшую по телу.
Рана, нанесенная лейрой, оказалась совершенно бескровной, а спустя мгновение от нее не осталось и следа: теперь больше похожая на мрамор кожа ко всеобщему изумленному вздоху затянулась сама собой.
— Совершенство! — вдохновенно пропела она. — Он просто совершенство! Идеальный страж, идеальный куат, идеальный во всем!
— Когда он придет в себя? — вяло спросил кто-то из сановников.
Метара равнодушно пожала плечами:
— Должно быть, скоро. Кто знает. Ему пришлось столько вытерпеть! Пускай отдохнет.