Мной завладела апатия, какой я не знала никогда прежде. Наверное, что-то подобное испытывает человек, которого уносит в открытый океан и который осознает, что ему уже не выплыть. Все было против нашего с Боунсом союза. И звезды, и Судьба, и Господь. И слова, сказанные Фионой, намертво застряли в моем мозгу: «Он все равно не сможет простить», «он не сероглазый всепрощающий ангел»…
Моя психическая энергия наконец иссякла, и я внезапно провалилась в сон. Голова отяжелела и откинулась на спинку кресла. Пространство коридора клиники налилось темнотой. Моя рука свесилась с подлокотника, и к ней кто-то прикоснулся. Кто-то сжал мою ладонь…
– Мам? – возникает рядом Пикси.
К моей другой руке прикасается Оливия – точная копия Оушена, только крошечная. Только глаза темные, не как у отца.
– Почему ты такая тихая? – спрашивает Пикси.
– Мне больно.
– Если поцеловать больное место, то боль уйдет. Где болит?
– Внутри, – вздыхаю я.
– Внутри – это где? В животе?
– Не знаю, наверное, – вяло улыбаюсь я, прикасаясь к ее щеке.
– Тогда я поцелую тебя в живот. Только не смейся…
Я чувствую лицо Пикси, прижимающееся к моему животу, и обхватывающие меня ручонки.
– Все еще болит?
– Уже гораздо меньше.
– У тебя такой большой синяк на шее, – хмурится Оливия. – Кто на тебя напал?
– Ужасное чудовище.
– Ты должна была позвать папу. Он бы убил чудовище. Он может убить любое чудовище на свете!
– Злая колдунья не позволила мне…
– Он и колдунью может убить, – говорит Оливия, сдвинув крохотные бровки.
– Я не хочу, чтобы он убивал. Справлюсь сама. Колдунье надоест меня мучить, чудовища спрячутся в свои пещеры, синяки пройдут. И скоро у меня будет замок на берегу океана, где я спрячусь и где больше никто меня не обидит.
– Возьми меня с собой, – просит Пикси. – Хочу жить с тобой в этом замке.
– И я тоже, – говорит Оливия. – Нам будет хорошо вместе.
Девочки стоят рядом со мной, объятые сиянием. В ручке Оливии – маленькая оливковая веточка. В кулачке Пикси – свежий, ярко-розовый цветок кувшинки. И откуда-то льется музыка. Такая, от которой мне не больно. И в этот момент я внезапно различаю натянутую в темноте нить. Она выведет меня из подземелья на свет, если только я не выпущу ее из рук.
А я не выпущу.
– Скай? – тормошит меня кто-то. – Привет… Открыв глаза, я вижу склоненное надо мной лицо Кэтрин.
– Я получила новые указания от Лилит. Она сказала, что ты хочешь присутствовать при утилизации материала? Идем…
– Кэтрин, подожди, – останавливаю я лаборантку. – Я не могу.
– Что именно? – хмурится она.
Я продолжаю держать ее за руку, не в состоянии связно объяснить все, что вдруг осмыслила. Кэтрин терпеливо ждет, всматриваясь в мое взволнованное лицо.
Я хочу от Боунса ребенка. Я должна родить его, чтобы не сойти с ума. Он будет вести меня сквозь мрак, как нить Ариадны. Его первый крик искупит все мои грехи.
Прекрасный дикий цветок никогда мне не принадлежал, но я смогу похитить маленькое семечко и растить его в тайне ото всех, в доме на берегу океана. Любуясь им, лелея его, залечивая его красотой и сиянием свои открытые, ноющие раны…
– Хьюго… Да-да, это я! Я тоже безумно рада тебя слышать! Я знаю, у меня ни стыда, ни совести, звоню раз в полгода и еще и осмеливаюсь чего-то требовать… Как там дела в Ирландии? Ты по-прежнему в «Голове турка»? Слушай, только ты можешь мне помочь. Я хочу, чтобы ты купил для меня один дом. Мои деньги, твоя подпись. Владелец ни за что мне его не продаст, а я хочу его заполучить во что бы то ни стало. Ой, даже не спрашивай, где… Дальше только Антарктида… В Южной Африке.
– Здравствуйте. Вы занимаетесь генетической дактилоскопией? Мне нужно найти следы ДНК на футболке. Я слышала, что это возможно. По частичкам кожи или волоскам… И потом я бы хотела удостовериться, что ДНК спермы совпадает с ДНК частичек кожи на футболке. Это реально? Да, я в курсе, что это будет стоить целое состояние… А если прошел уже целый месяц или около того с момента, как он ее надевал? Нет, я ее не стирала… Футболка моего… жениха.
В тот же день я сменила номер телефона и почтовый аккаунт. Потом удалила из списка контактов в телефоне номера Боунса, Фионы и Шантель. Потом снесла с компьютера Скайп. Если мое исчезновение – залог его благополучия, то я исчезну. Растворюсь в воздухе, как будто и не существовала вовсе.
Глава 20
– ХГЧ… гонадотропин… эндометрий… фолликул… бластоциста… пункция…
Язык врачей. Звучит замысловатей китайского. Хорошо, что я успела разобраться во всей этой терминологии заранее.
Передо мной сидел большой, гладкий и тяжелый, как откормленный питон, доктор Раджив Бхагнари и с улыбкой на миллион баксов посвящал меня в тонкости своего колдовского дела. На его полной руке блестели часы, украшенные бриллиантами, в галстук была воткнула булавка с рубином. Очки в золотой оправе отлично смотрелись на переносице. Очевидно, люди разучились делать детей естественным способом, если дела у доктора Бхагнари идут так хорошо.
– Если что-то не ясно, спрашивайте, Скай, – предложил он. – Важно, чтобы вы понимали, что будет происходить с вашим организмом.