Гончие Лилит

– Знакомься. Ее зовут Скай Полански, и она – мать будущего ребенка Сэма Оушена. По крайней мере, до сих пор все шло именно к этому. И как я ни пыталась убедить ее отказаться от задуманного – все впустую. Но, может быть, получится у тебя?

– Ты сошла с ума, Лилит, сошла с ума, – пячусь я от зеркала.

– Ведь именно поэтому ты пытаешься не допустить, чтобы пыльца этого цветка досталась кому-то еще? Да, это и есть причина того, почему ты готова танцевать на раскаленных углях! Именно поэтому ты готова срывать с себя плоть, пока не останется один скелет. Потому что ты сама хочешь родить от него. Быть матерью его детей – единственной и неповторимой. Признайся себе в этом наконец! Это то, чего ты хочешь больше всего на свете!

– Ты не в себе…

– Признайся в этом! Потому что сейчас тебе нужно решить, что делать дальше, Полански. Семя твое. Ты можешь забрать его в любую минуту из хранилища «Мальтезе». Одно твое слово – и цикл заморозки будет прерван. Гаметы погибнут. И больше никто и никогда ими не воспользуется. Включая тебя. Или… Ты можешь использовать их по прямому назначению и обрести то, о чем всегда мечтала. Ребенка от любимого. И, полагаю, отныне это твой единственный шанс получить желаемое.

– Я не буду беременеть от него. Не имею права…

– Пф-ф! – Лилит закатывает глаза. – Вопросы морали никогда тебя не волновали, Полански! Но ты всегда любила невинно хлопать глазками и строить из себя святошу. Хочешь, я преподам тебе напоследок еще один урок? Мне доставит немыслимое удовольствие доказать тебе, что вопросы морали для тебя такой же пустой звук, как и для меня.

– Звони лаборанту, – твердо говорю я. – Я требую уничтожения спермы Оушена.

Лилит пожимает плечами и достает из кармана телефон.

– Кэтрин, прервите цикл заморозки. Материал ка эс два девять ноль два один девять восемь четыре. Он больше не потребуется, утилизируйте его. Заказчица отказывается от него.

Я прикрываю глаза, пытаясь справиться с головокружением.

– Лаборантка ушла на обед, но я оставила ей сообщение в голосовой почте, – говорит Лилит, приблизив лицо к зеркалу и поправляя волосы. – Через часик она вернется и выполнит твое требование… Поговорим о чем-нибудь другом напоследок? Как обстоят дела с покупкой виллы Оушена? Чудесный подарок себе самой на память об отношениях с ним, не так ли? Его дом у тебя будет, а ребенок – нет.

Откуда ей известно, что я собралась покупать его дом?!

– Я знаю кое-что наверняка, Скай Полански. Ты будешь возвращаться в этот день мысленно снова и снова. Вспоминать эту самую минуту. День за днем, год за годом. И думать о том, что было бы, если бы ты приняла другое решение. Как бы ты жила в его доме и воспитывала его ребенка. Что получила бы вместо гнетущего, сводящего с ума одиночества. И заодно залечила бы рану, которая не дает тебе покоя уже столько лет. Получить живого ребенка вместо… того, утраченного.

– К чему ты клонишь? – напрягаюсь я.

Она не может этого знать. Чего-чего, а этого точно знать не может. Я никогда и ни с кем об этом не говорила. Разве что с парой самых близких подруг…

– Ты сделала аборт в семнадцать лет. Не по своей инициативе, тебя умело вынудили. Мать твоего одноклассника была не рада, ой как не рада стать бабушкой. Но в Ирландии запрещены аборты, вот ведь незадача. Поэтому она потащила тебя в Лондон. Самолет туда, операция, самолет обратно. Мне не в чем тебя упрекнуть. Семнадцать лет, девочка из бедной семьи, ни образования, ни работы. Так поступили бы многие. Но ты себе этого не простила. Нерожденный ребенок продолжает приходить к тебе во сне, снова и снова. Возможно, если бы тот, от кого ты забеременела, был с тобой рядом, ты бы нашла способ простить себя, но… Его отправили на каникулы в Испанию. Оттуда он так и не вернулся. Экскурсионный автобус разбился в тоннеле в Мадриде, пятьдесят жертв, среди которых оказался и Джейми Кэннингэм, твой первый парень, первый мужчина. Как жаль, как жаль. Все произошло в тот же день, когда ты сделала аборт. Представляю чувства миссис Кэннингэм. Нельзя одной колодой карт играть и с дьяволом, и с Богом. Но она решила попробовать! Наверняка сын и внук снятся ей тоже. Однако твои злоключения на этом не закончились. В тот же день, когда ты вернулась домой из Лондона, твоя мать решила сменить земную прописку на небесную, и вполне успешно. Потерять трех близких людей в один день – парня, ребенка и мать – и не сойти с ума… У тебя крепкие нервы, Полански!

– Как ты об этом узнала? – сглотнув, проговариваю я. Меня вдруг мутит от ужасного предчувствия.

– Твоя подружка Кейт, официантка из соседнего стейк-бара, с которой ты бегала на перекуры в обеденный перерыв, оказалась щедрым источником информации. Она охотно разговорилась с заплаканной посетительницей, которая только что была вынуждена сделать аборт и оставила просто космические чаевые. Общительной и сердобольной пигалице хотелось поддержать меня, рассказывая еще более жуткие истории, чем моя собственная. Знала бы она, что именно за этим я туда и пришла. Я должна была понять, на струнах какой гитары мне предстоит играть.

Ох, Кейт…