Оливия – тот самый ребенок, который так и не родился. Я коснулась лица Боунса на фото – лица измученного горем отца, но никак не монстра, не убийцы. Разве безумные маньяки способны так скорбеть, испытывать такое отчаяние? Если бы я только смогла узнать, что тогда произошло. Если бы только могла дотянуться до него сейчас и обо всем расспросить. Сжать в объятиях и не отпускать. Теперь я догадывалась, почему он не стал рассказывать мне обо всем этом. Есть вещи, которые обсуждать с кем-либо так же тяжело, как вырыть из-под земли гроб и открыть крышку. Есть вещи, которые мы храним внутри себя, как хранят лекарства: в запертых шкафах, в старых коробках, в темноте, вне досягаемости тех, кто может ими отравиться.
Глава 17
Покой и сон оставили меня. Остаток ночи я просидела за ноутом, снова пытаясь отыскать в Интернете подробности жуткого прошлого Боунса. Те материалы, что я нашла, словно соперничали в том, кто изобразит его страшнее и гаже. Даже то, что он присутствовал на похоронах, ставилось ему в вину: «Как посмел этот людоед ступить на землю, окропленную слезами скорбящих? Как посмел он выбраться из своей пещеры и разгуливать по миру? Разве тронет наши сердца этот спектакль? Мы не верим Сэму Оушену, мы хотим, чтобы он сгнил в тюрьме!»
Алчные стервятники, слетающиеся на запах крови, пирующие на останках чужой личной жизни. И он – моя судьба, – стоящий среди траурных цветов, в костюме черного цвета, еще сильнее оттеняющем его смертельную бледность, с маленькой оливковой веточкой в нагрудном кармане пиджака…
Я развернула окошко Скайпа, нашла Боунса в списке контактов, и мои руки нерешительно замерли над клавиатурой. Я была готова напечатать неуместные и запоздалые признания в любви и отправить их ему по паутине Всемирной сети – но тут же отвергла эту жалкую затею. Сейчас все, что я напишу, будет выглядеть нелепо и глупо. Красноречие, смелость, изобретательность – я растеряла все это добро. Осталось только ноющее сердце, которое не умело изворачиваться и сочинять красивые послания. Оно хотело просто биться и быть с ним рядом…
«Пожалуйста, давай встретимся и поговорим», – наконец напечатала я, раздумывая по десять минут над каждым словом, и отправила сообщение.
Но ответа так и не дождалась. Небо светлело, стрелки настенных часов летели по кругу циферблата, а Скайп по-прежнему хранил молчание. Под утро я погрузилась в полусон, какое-то полуобморочное состояние. Внезапно и без видений. Наверное, так выбивает пробки, когда напряжение становится слишком высоким.
За стеной засмеялся Джей. Кто-то звенел на кухне посудой. Миссис Даллас снова отчитывала Джордана, кажется, за разбросанные по комнате носки. Далласы обитали в квартире, в которой можно было бы проводить получасовые экскурсии – до того она у них большая. И сейчас этот музей семейной жизни наполнялся шумом, гамом, запахом пекущихся блинчиков и свежезаваренного кофе. Я оторвала от подушки тяжелую голову, завернулась в плед и побрела на запах кофе, как зомби идут на запах крови. Должно быть, я не только чувствовала себя как зомби, но и выглядела соответствующе. Едва я перешагнула порог кухни, миссис Даллас замерла со сковородкой наперевес, Джордан пролил молоко, а Малютка Джей испуганно уронил ложку.
– Доброе утро, – промямлила я, приглаживая рыжее гнездо на голове.
– Я же говорила тебе, она настоящая, – заметила Шантель, салютуя мне огромной кружкой.
– Похоже на то, – кивнула миссис Даллас.
– А? Что? – беспомощно улыбнулась я.
– Ты настоящая принцесса, Белоснежка, потому что выглядишь жуть как плохо. Как будто всю ночь не сомкнула глаз.
– Не сомкнула, – кивнула я. – Но при чем тут принцессы?
Я еще не успела включить мозги.
Глянув на меня, как на идиотку, Шантель объявила:
– ГО-РО-ШИ-НА. Я положила под матрас принцессы горошину! Вот почему ты так плохо спала. Ты что, сказок не читаешь?
– Какая еще горошина? – сказала я, присаживаясь у края стола.
– Лучше тебе сходить и взглянуть собственными глазами. Ну, давай! Просыпайся, Белоснежка. Подними матрас! Сходи за горошиной.
Глупо улыбаясь, я встала, развернулась на пятках и вернулась в комнату. Обожаю людей со странностями. Я сдвинула одеяло в сторону и подняла матрас. И меня ослепил блеск
– Оно твое, – сказала появившаяся в дверях Шантель. – Всегда было, так?
– Спасибо, – пробормотала я. – Спасибо…
И, пока Шантель не передумала, пока судьба снова не развернулась ко мне спиной, я надела кольцо на цепочку и спрятала на груди. Пусть мне больше не суждено носить его на пальце, но зато оно будет близко к моему сердцу. Совсем близко.
После завтрака в обществе Далласов мне наконец удалось поговорить с Фионой.
– Ну наконец-то, Скай! Что у вас там приключилось? Я который день пытаюсь дозвониться до тебя!