Гончие Лилит

Я не успеваю договорить. Его руки смыкаются на моей шее, опрокидывают на кровать и тут же вжимают в постель лицом. Я не могу дышать. Схватив меня за волосы, он вдавливает мою голову в матрас. Минуту я барахтаюсь и трепыхаюсь и, когда он наконец отпускает меня, подпрыгиваю на кровати, хватая ртом воздух. Я готова закричать, готова броситься на него с кулаками, но ублюдок прижимает меня к себе и начинает бормотать мне в лицо: «Тихо, тихо, тихо, я просто не люблю дерево и вату, о'кей? Все нормально, все нормально. Просто не вздумай засыпать со мной, поняла? Ну вот, глазки шире, еще шире. Ты проснулась? Умница, девочка. Ты такая умница…»

Привкус крови. Я чувствую его во рту. Моя губа лопнула, когда он вжал меня в матрас.

– Хочешь уйти? – спрашивает чудовище. – Ты можешь уйти, пока мы не начали по-настоящему. Но если ты решишь остаться, то, клянусь, я не потерплю бревно в этой постели.

– Я… остаюсь…

– Что? Громче!

Я ОСТАЮСЬ.

– Скажи, что хочешь остаться. Что мечтала об этом всю жизнь.

– Я хочу ос-статься, – выговариваю я заикаясь.

– Ты мечтала об этом?

Я не могу выдавить из себя эти слова. Взгляд мечется от склонившегося надо мной лица к двери и обратно. Как скоро она придет? Как скоро?! КАК СКОРО?

Рука, которая полчаса назад по-дружески поднесла к моей сигарете зажженную зажигалку, больше не принадлежит офисному клерку. Теперь это рука маньяка, натянувшая на мне нижнее белье так, что ткань врезалась глубоко в кожу.

– Не слышу, – шипит он.

– Да, я мечтала об этом! – сами собой слетают слова у меня с языка. И это точно сказала не я, а мой автопилот – резервная программа, которая есть в каждой женщине и которая включается и подменяет нас, когда мы впадаем в шоковое состояние.

Меня там больше не было – мое я зажмурилось, свернулось калачиком и залегло на дно, как рыба.

Пока мой автопилот делал все, чтобы спасти меня: говорил, гримасничал, изображал желание и заигрывал с чудовищем. Я воспринимала звуки так, словно они доносились извне: скрип пружин и голоса – хриплый, вязкий голос монстра и голос, удивительно похожий на мой собственный.

– Пожалуйста, поласковей со мной. Я буду делать все так, как тебе нравится…

– Только не говори, что это не нравится тебе.

– Нравится конечно… Я в восторге… Еще никто не трахал меня так, как ты. Еще никто…

Только, пожалуйста, не убей меня случайно.

«Спи, Скай, я приму все на себя. Как тогда, когда тебя избивали одноклассницы. Ни к чему тебе это помнить».

«Мне страшно оставлять тебя одну…»

«Спи, Скай, спи. Уходи в глубину. Там тихо и темно. Там плавают прозрачные, словно стеклянные, рыбки… Там растет густая трава… Там никто не сделает тебе больно…»

Глава 19

Боль начиналась где-то у левого уха, стекала струйкой по шее, ниже по ребрам, по животу и собиралась между бедрами в огромное, пульсирующее черное озеро. Я сжала ноги, пошевелилась, и боль расплескалась – разлилась по всему телу. Еще никогда я не прилагала столько усилий, чтобы просто встать с постели. Ноги и руки разъезжались, как только я пыталась опереться на них. Шея с трудом удерживала голову. Я с неимоверным трудом оторвала лицо от подушки и заморгала, разглядывая ткань наволочки. Она была белой, не считая прилипших волос. Дурное предчувствие ударило под дых. Наволочка была усыпана волосами оттенка «электрический оранжевый».

«Что этот ублюдок со мной сделал? Что он еде…»

Я доползла до зеркала, и… на меня взглянула та, что вчера сделала все вместо меня. Та, что прогулялась верхом до преисподней и обратно. Рот, едва похожий на человеческий – распухший и фиолетовый. Лицо, покрытое свежими гематомами. Кровь, запекшаяся в глубоких ссадинах…

Покажите мне тех женщин, которые любят насилие в постели. Я хочу убедиться, что они реальны. Что можно испытать блаженство, когда тебя бьют и душат. Что можно получать удовольствие от ударов и пощечин. Что к тому, кто оставляет на тебе синяки и ссадины, можно испытать хоть что-то, кроме отвращения. Я в это не верю, не верю, не верю!

Я натянула на себя простыню и в ней проковыляла под душ. Вода заставит гореть огнем все ссадины, но мне необходимо отмыться. На мое счастье, я почти не помнила, что происходило вчера. Подсознание похоронило воспоминания глубоко-глубоко – глубже воспоминаний младенчества. Единственное, что я бы хотела вспомнить, – зашла ли в номер та, ради которой все это было устроено. Ведь она была здесь? Она должна была прийти. И она наверняка плакала и кричала так громко, что взвились в воздух чайки на пристанях. Так громко, что дрогнули яхты на груди океана…

Оушен…