— Шил-был старик, который купил себе овцу. Это была большая красивая овца. Шерсть у нее была густая-прегустая, и кто касался ее рукой, не мог добраться до кожи, всюду была прекрасная густая шерсть. У этого старика был при доме пустой сарай, и он давно хотел поместить туда какое-либо животное. А тут как раз его жене исполнилось семьдесят лет, и он купил овцу, чтобы сделать ей ко дню рождения подарок, так как
— Это была мама Петера? — спрашивает Биргит.
— Нет, овца приходилась ему тетей. У жены старика день рождения был в декабре.
— Это была бабушка?
— Конечно, бабушка. На улице падал снег, и у дедушки мерзли уши. Овца, у которой была густая шерсть, совсем не мерзла.
Собственно, овца могла бы ссудить мне немного шерсти, подумал дедушка. В корзинке, где бабушка хранила все необходимое для шитья, он взял большие ножницы. Затем пошел в сарай к овце и выстриг у нее над правой задней ногой клок шерсти. Там образовалась лысина.
Он отнес шерсть жене и сказал: «Спряди из этой шерсти нити и из них свяжи мне шапочку».
Жена так и сделала, и шапочка получилась очень красивой.
Стало еще холоднее, и у старика замерзли руки.
Мне нужны перчатки, подумал он, пошел к овце в сарай и опять настриг шерсти — на этот раз со спины над левой задней ногой. Теперь у овцы было уже две лысины. Она громко заблеяла, но старик не обратил на это внимания.
Бабушка связала ему пару теплых перчаток.
Стало еще холоднее. Замерзли все реки и озера.
— Мама говорит, я потом смогу кататься на коньках.
— Конечно, Биргит.
— Рассказывай же дальше, почему ты не рассказываешь дальше?
«Мне нужен шарф», — сказал муж — на этот раз он взял шерсть с шеи овцы.
— Отсюда? — спросила Биргит и положила пальчик на шею резинового барашка.
— Да, отсюда. Но он хотел иметь длинный шарф, так как это было модно, и ему потребовалось много шерсти.
Стало еще холоднее. У мужа мерзли на ногах пальцы. Хорошо бы связать чулки, подумал он и пошел с ножницами в сарай. Он должен был низко нагибаться, так как теперь шерсть у овцы осталась только на животе.
Жена начала вязать чулки. Когда она хотела покормить овцу, муж сказал: «Сейчас не хватает лишь пятки на одном чулке, ты лучше сначала быстрее ее довяжи».
«Овца голодна, послушай, как жалобно она блеет», — сказала жена.
«А я замерзаю, взгляни, у меня пальцы на ногах совсем синие».
И жена сперва довязала чулок.
Когда она понесла овце горшок с едой, было уже темно. Овца не вышла ей навстречу, безмолвно и печально лежала она в углу. Выглядела она совсем тощей и голой.
Жена пошла к мужу и сказала: «Наша овца заболела».
Муж и жена побежали в сарай.
Он потрогал овцу и сказал: «Она дрожит».
«Она дрожит от холода, — сказала жена. — Что же нам теперь делать?»
«Возьмем ее в дом, поближе к печке», — сказал муж. Он привел овцу в комнату. В тепле овца перестала дрожать и поела.
«Что будем делать дальше?» — спросила жена.
«Мы должны связать ей костюм из шерсти», — отвечал муж.
«Где же мы возьмем шерсть?»
Муж молчал.
«Но откуда же?» — спросила жена.
Тогда муж снял с головы свою шапку, с шеи шарф, с рук перчатки и с ног чулки.
Жена все это снова распустила, а муж намотал из ниток клубок, он оказался большим, как футбольный мяч. Жена связала овце костюм с отверстиями для ног и головы. Когда костюм был готов, муж отвел овцу обратно в сарай.
«Ах, какой же я был глупец!» — сказал муж.
— Расскажи эту историю еще раз, — просит Биргит.
— У моих родителей тоже были овцы, — говорит Хильда Вайдлих.
Все поворачиваются к ней.
— В детстве у меня волосы были еще длиннее, чем сейчас, одна из овец принимала их за сено и бегала за мной, чтобы сожрать мои локоны.
— У вас красивые волосы, — говорит Марианна фрау Вайдлих, — надо действительно быть овцой, чтобы принять их за сено.
Криста смеется.
— Я тоже любила рассказывать всякие истории моим внукам, — говорит Фрида Мюллер, — больше всего им нравится сказка о семи козочках, — она вздыхает, — но теперь они уже вышли из этого возраста.
— А я никогда не умела рассказывать сказки, — говорит Ангелика Майер, — но для Куртхен у меня всегда найдется что-нибудь вкусненькое, другое он не признает.
— Расскажи все еще раз, — говорит Биргит.
Входит сестра Гертруда, чтобы сделать ребенку укол.
— Сегодня укол немного жжет, так что крепко стисни зубки, дорогая.
Биргит кивает.
— Только сначала Петеру.
Барашек получает свой укол.
— А теперь Биргит. И ты хорошо уснешь. — Сестра Гертруда делает ей укол и спрашивает: — Больно?
Биргит не отвечает. Она закинула назад голову, на лбу образовалась морщинка.
— Готово. Было больно?
— Да.
На ресницах повисли слезинки.
— Почему ты мне раньше не ответила?
— Я же должна была стиснуть зубы.