Мистер Коллинз, кроме того, добавляет:
– Вот каково его представление о христианском всепрощении! Остальная часть его письма посвящена только интересному положению его дорогой Шарлотты и их ожиданию первенца. Но, Лиззи, ты выглядишь так, будто тебе это не понравилось. Я надеюсь, ты не собираешься начать жеманничать и притворяться, что тебя оскорбляет пустая болтовня. Для чего мы живем, как не для того, чтобы вносить оживление в скучную жизнь наших соседей и, в свою очередь, потешаться над ними?
– Ах! – воскликнула Элизабет. – Как это забавно. Но и как странно!
– Но именно это и делает все забавным. Если бы они выбрали кого-нибудь другого, это было бы не слишком интересным, но его полное равнодушие и твоя подчеркнутая неприязнь делают историю восхитительно абсурдной! Как бы я ни ненавидел писанину, я бы ни за какие деньги не отказался от переписки с мистером Коллинзом. Более того, когда я читаю его письма, я не могу не отдать ему предпочтение по сравнению даже с Уикхемом, как бы высоко я ни ставил наглость и лицемерие моего любезного зятя. Кстати, Лиззи, а как отреагировала леди Кэтрин на эту новость? Она приезжала, чтобы отказать тебе в своем благословении?
На этот вопрос дочь ответила только смехом, и так как он был задан без малейшего подозрения, она не была поставлена в неудобное положение его повторением. Элизабет никогда не была растеряна как сейчас, настолько, что не была способна изображать чувства, которых не испытывала. Нужно было смеяться, в то время как ей хотелось плакать. Ее отец невольно самым жестоким образом ранил ее тем, что сказал о равнодушии мистера Дарси, и она не могла ничего поделать, кроме как удивляться такому отсутствию проницательности или опасаться, что, возможно, не он видел слишком мало, а она вообразила слишком много.
Глава 16