Гордый

Поворачивается и идёт в сторону. Даже на нас с Андрюшей не глядя. Она что… не заметила нас? Но как? Мы ведь перед ней, чуть поодаль от Гордея. Или… возможно, сделала вид, что нас здесь нет?

– Раз уж ты приехал, пойдём, я тебе чай налью. Мята с грядки. Перечная. Я уже насушила и на зиму заготовила. А ещё у меня есть твои любимые конфеты. Чернослив.

Да, Гордей сладкое не ест, но чернослив с грецким орехом в шоколаде готов уплетать бесконечно.

Мы с малышом все это время стояли не шелохнувшись, но теперь Андрюша отмирает, берет меня за руку и тянет в указанную сторону. Ещё бы. Слово «конфеты» прозвучало! И теперь сынок яростно заявляет, что тоже не прочь полакомиться.

Мама Гордея замирает и наконец поворачивает голову чуть в сторону. Гордей уже открывает рот, но женщина его опережает:

– Сынок. Ты кого-то привёз? – звучит растерянный голос.

Я не понимаю. Она делает вид, что нас здесь нет? Или не осознает, что кто-то ещё здесь стоит?

– Да, я сегодня не один.

Гордей осторожно берет ладонь мамы в свою руку и кладёт себе на сгиб локтя. Медленно шагает вперёд, утягивая женщину за собой.

Подводит к нам.

– Ты только не переживай, ладно. Познакомься. Это Андрей. Мой сын, – безмятежная улыбка сходит с лица женщины в это же мгновение. Даже сейчас она поворачивает голову слегка в сторону и смотрит сквозь меня, хоть я стою теперь четко перед ней. Лицо ее выражает крайнюю степень недоумения. И даже рот слегка приоткрывается. – И его мама. Кристина.

Минута молчания. Кажется, женская половина потрясена до глубины души. Мама Гордея в шоке оттого, что она теперь бабушка. А я… чувствую внутренний надрыв и глубочайшую печаль от понимания: она и правда не видит. Мама Гордея слепа.

Перевожу скорбный взгляд на мужчину. Не могу выразить взором все то, что я сейчас чувствую. Гордей едва заметно кивает в ответ на невысказанный вопрос.

– Привет вам. Как у меня сегодня много гостей.

Женское лицо вновь озаряется спокойной улыбкой и начинает светиться радостью. Голос пропитан мягкостью и обволакивает чем-то таким… тёплым, уютным, добрым… очень притягательным.

– Здравствуйте, – трепетно лепечу в ответ. Потому что просто не знаю, что сказать ещё. Как обухом по голове ударили. В памяти всплывает тот разговор Гордея и Лиды. Я только теперь понимаю, насколько мужчина был участлив и искренен в желании помочь сестре с операцией. Он делал это не для того, чтобы со мной помириться. Не для того, чтобы обязать меня. Или чтобы я чувствовала себя должницей. Не подкуп это был. Совершенно. Гордей от чистого сердца помогал. Потому что знает, насколько опасными и коварными могут быть болезни глаз.

– Андрею три. Но он пока ещё не разговаривает. Прости, раньше не было возможности вас познакомить.

Женщина осторожно присаживается на корточки и тщательно прислушивается, как малыш протяжными звуками зовёт меня на кухню. А как же. Конфеты ж там.

– Кажется, ему здесь не нравится, – с расстроенной улыбкой уточняет мама Гордея.

– Нравится. Просто он услышал заветное слово. «Конфеты». И теперь всем видом демонстрирует, что не против присоединиться к чаепитию, – тут же проясняю, не хочется обидеть женщину. Беру малыша на руки, осторожно протягиваю его ладошку. Андрею любопытно, он пальчиками гладит золотые кольца… бабушки. С ума сойти… бабушка…

– Ему ваши колечки понравились, – как можно мягче замечаю и наблюдаю за женской реакцией. Она с особенным ликованием и жадностью ловит каждый звук, каждый писк, каждое прикосновение. Как будто впитывает происходящее, пробует на вкус и старается запечатлеть в памяти, воссоздав целостную красочную картину у себя в голове. И она всегда улыбается. Мягко. Добродушно. Счастливо… ни единого слова осуждения в сторону сына я не услышала. Будто она заранее очерчивает границы и не лезет Гордею в душу. В коридоре мы простояли недолго: пошли на кухню. Женщина на удивление проворно передвигается, замечательно ориентируется в пространстве. И чайник включила без посторонней помощи. И чашки достала, и блюдца, и конфеты, и заварник. Даже предложила нам пообедать, но мы единогласно отказались, а громче всех Андрюша, прожёвывая конфету. И чернослив ему, кстати, тоже понравился.

Все было хорошо, в кухне царила располагающая атмосфера, пока Татьяна Алексеевна – как женщина представилась – не уточнила у сына, не вернулись ли мигрени после аварии.

– После какой аварии? – мгновенно цепляюсь за обрывок информации. Женщина, развернувшись в сторону окна, печально поясняет:

– Гордей несколько лет назад вылетел…

– Мам! – неожиданный оклик. – Не будем об этом, у меня все нормально, голова уже не болит. Тебе бы лучше о своём здоровье подумать. Вон давление как шарахает…

И мы с Татьяной Алексеевной мгновенно притихли…

*******