Горечь пепла

Я понимаю, о чем он — сегодняшнем признании Ди, и моей, в результате этого, минутной слабохарактерной попытки исчезновения. Джон не дурак, и, слава Богу, в тот момент не побежал за мной, не стал лезть в душу и что-то исправлять в моей башке. Я же тоже взрослый мужик и в состоянии справиться со всем этим сам.

Пока раздумываю над ответом, Джон указывает на перстень с голубым камнем, который я ношу на безымянном пальце левой руки.

— Смотрю, решил нацепить это барахло.

Не обращая внимания на его подколку, покручиваю кольцо большим пальцем. Когда-то давно мама подарила нам с Джоном дедушкины перстни с камнями. Ему по старшинству перешел темный топаз, а мне достался аквамарин в цвет моих светлых голубых глаз. Слагают легенды о силе и могуществе этих камней, и наши предки охотно верили и передавали своим сыновьям из одного поколения в другое. Не могу сказать, как долго это происходило, но сохранились эти драгоценности довольно неплохо.

Если верить словам моей матери, то аквамарин означает камень верности, и он способен изменить чувства и мысли своего обладателя, наставить его на путь истинный и не допустить места лжи и обмана в любовных делах.

«Да все это — хрень собачья!» — именно так я думал до сегодняшнего момента. Не знаю, чем я руководствовался, когда, вспоминая детство и родителей, открыл мамину шкатулку и увидел эти перстни. Словно что-то щелкнуло в моей голове, пока я доставал свой аквамариновый камень и, крутя между пальцами, надел его.

— Скучали по мне? — присаживается на свое место Ди, целуя меня в щеку.

Погружаясь в свои мысли, я даже не заметил ее возвращения. Широко улыбаюсь ей в ответ. Я так сильно хандрил без нее за свои отработанные «сутки», что нет терпения ждать, когда мы вновь окажемся наедине.

Мы сидим в баре еще около часа, пока Джону не приходит какое-то очень важное для него сообщение, а затем решаем с Ди рвануть на мотоцикле уже к так называемому «нашему» озеру.

— Я прихватила пару тостов на тот случай, если ты голоден, — говорит Ди, пока мы расстилаем на песке покрывало.

— Ты угадала, я голоден как никогда. Но не думаю, что сейчас подойдут твои тосты, — нагло улыбаюсь. — Иди ко мне.

Присаживаюсь, беру ее руку и одним рывком тяну к себе. Она плюхается рядом со мной, прижимаясь спиной к моей груди. Устраиваемся удобнее. Наши руки переплетены, через футболку ощущаю тепло ее кожи и биение сердца, а мой нос утыкается в ее макушку. Вдыхаю столь знакомый аромат и просто балдею.

Дилан охотно рассказывает о славном мальчугане Микки, и как он идет на поправку: хорошо спит, кушает и потихоньку бегает к другим таким же детям, чтобы поиграть.

Последний раз я был у него пару дней назад, но уже успел соскучиться. Дилан говорит, что для него появились опекуны, но кто они, пока сама еще не знает. Вся эта бумажная чепуха и таинственность с опекунством просто выводит из себя. Черт. Если бы я только мог, давно бы уже забрал этого пацана. Но мне не доверят. У меня нет семьи, имею опасную для жизни должность и кучу прочего неподходящего для усыновления дерьма.

Поэтому остается только молиться и надеяться на лучшее для этого мальчика. Болтая о Микки, Ди рассказывает всякие веселые моменты за время ее работы в госпитале и тихонько посмеивается.

— Ты вел себя тогда, как полный мудак, — нежно поглаживает своим пальцем шрам на моей руке. Она о нашей первой встрече.

— С трудом припоминаю.

— «Не хочешь побыть моим доктором, малышка», — копирует меня хриплым и низким голосом. У нее едва получается. Но я хохочу. Теперь вспомнил.

— Тебе повезло, что я была еще с тобой мила.

— А то что? — сверкаю в нее взглядом.

— Не церемонясь, послала бы к чертовой матери, — выдыхает без раздумий.

— Так ты и послала, залепив при этом пощечину, выплевывая что-то там о герпесе, — крепче прижимаю ее, и она тихонько хихикает. — А я-то просто поцеловал, когда зарекался, что больше не поцелую никого и никогда.

В воздухе висит пауза, я прямо чувствую, как Дилан что-то гложет.

— Кейн, расскажи мне о себе.

— Я — пожарный, — стараюсь обратить все в юмор, хотя понимаю, к чему она клонит. — Грубый, эгоистичный и вечно недовольный тип. Но ты и так об этом знаешь. Так что, ничего нового, — она оборачивается и заглядывает в мои глаза.

— Нет, это неправда. Есть еще кое-что, — Ди пересаживается ко мне лицом и начинает неуверенно скользить руками по моей груди. — Здесь, — прикладывает руку прямо к сердцу. — Здесь ты совсем другой. Я знаю, и это очевидно. То, как ты относишься к детям, своей профессии, долгу, брату… ко мне. Пусть поначалу у нас все складывалось не самым лучшим образом, но я чувствую, как в этой душе живет совершенно другой парень, способный любить и дарить эту любовь окружающим. Ты даже не представляешь, каким ты можешь быть замечательным, — проводит рукой по моим волосам, зарываясь пальцами в короткие пряди. — Просто мне непонятно, почему ты скрываешься под маской озлобленного и обиженного на весь мир человека, — ее взгляд бегает по моему лицу в поисках ответа.