Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую

На Рождество 1915 года еще один из его солдат был убит при обстреле с фланга. “Сразу после этого англичане попытались сделать дружественный жест и выставили на бруствер рождественскую елку. Но наши ребята были так злы, что расстреляли ее. Нам на это ответили винтовочными гранатами”^{1754}. В итоге взаимное доверие не росло, а уменьшалось. Не стоит винить в срыве политики “живи сам и давай жить другим” исключительно напористость штабных офицеров, которые — из карьерных соображений — нуждались в “активном фронте”

^{1755}. Приказам не брататься (вроде тех, которые получила 16-я дивизия в феврале 1917 года) охотно подчинялись. Джордж Коппард на Рождество с удовольствием обстреливал германские позиции из пулемета: “Старое доброе «…и в человецех благоволение» для нас ничего не значило”^{1756}

.

Но если сотрудничество так и не стало нормой, как же обстояли дела с другим видом предательства, на сей раз направленным против собственной стороны, — то есть с дезертирством? Несмотря на мифы о толпах дезертиров, бродивших по нейтральной полосе, на практике дезертирства на Западном фронте — с любой из сторон — было сравнительно мало. Конечно, в начале войны попавшие в армию — в любую из армий — крестьяне нередко старались оказаться дома во время сбора урожая, а в конце войны обрушился германский моральный дух. К ноябрю 1917 года до 10 % бойцов дезертировали, когда их перевозили по железной дороге, что стало намного проще делать после того, как Россия потерпела поражение. К лету 1918 года до 20 % личного состава частей, направлявшихся в группу армий принца Рупрехта, исчезали по дороге^{1757}. Однако в течение большей части войны уровень дезертирства был настолько низок, что оно не сказывалось на боевой эффективности. Так, в британской армии за дезертирство было расстреляно всего 266 человек

^{1758}. С 1914 по 1917 год в среднем 15 745 французских солдат в год объявлялись находящимися в самовольной отлучке, однако по большей части эти люди, скорее всего, просто опаздывали вернуться из отпуска, а не дезертировали^{1759}

. В австро-венгерской армии дезертиров тоже было не так много, как можно было ожидать, учитывая высокий процент славян в ее рядах. Этнически однородные итальянцы были лишь немногим менее склонны сбегать из армии — особенно это касалось выходцев с юга Италии, для которых офицеры-северяне были почти столь же чужими, как противник. До самых последних этапов войны в больших количествах дезертировали в основном русские, особенно когда предчувствовали скорое наступление. При этом сотнями тысяч — и даже миллионами — они стали дезертировать только ближе к концу 1917 года^{1760}.