Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую

Таким образом, полгода со времени вступления в должность Грей руководил превращением альянса с Францией (который первоначально был предназначен для улаживания конфликтов за пределами Европы) фактически в оборонительный союз^{436}. Он передал французам, что Англия будет готова сражаться плечом к плечу против Германии и стратеги в настоящее время решают, какую именно форму примет de facto поддержка Франции

^{437}. (Позднее Грей уверял, что не знал подробностей переговоров военных, однако это маловероятно^{438}.) Несмотря на противодействие Фишера и сомнения Эшера относительно численности экспедиционных сил, в 1909 году подкомитет по военным нуждам Комитета обороны империи утвердил стратегию действий на континенте^{439}

.

Можно даже сказать (поставив с ног на голову Фрица Фишера), что заседание Комитета обороны империи 23 августа 1911 года (а вовсе не совещание кайзера со своими военачальниками 16 месяцев спустя) и было настоящим “военным советом”, определившим курс на вооруженную конфронтацию с Германией. В подготовленном к заседанию меморандуме Генштаб отверг предположение (которое выдвинул среди прочих Черчилль), будто французская армия сумеет самостоятельно отбить германское наступление:

В случае нашего невмешательства Германия будет сражаться в одиночку. Армии и флоты Германии гораздо сильнее французских, и едва ли приходится сомневаться в исходе этой войны… Францию, вероятнее всего, ждет поражение^{440}.

С другой стороны, если “Англия станет активным союзником Франции”, господство на море вкупе с быстрым развертыванием на суше регулярной армии в составе шести пехотных и одной кавалерийской дивизий переломит ситуацию:

Существующий численный перевес уменьшается, и (по причинам, которые слишком долго перечислять) в действиях начального периода войны силы противоборствующих сторон в решающий момент окажутся почти равны. Это позволяет союзникам добиться на начальном этапе некоторых успехов, которые могут оказаться бесценными… [Кроме того] — это соображение, вероятно, важнее прочих, — считается, что английское сотрудничество значительно укрепит дух французских войск и народа и, соответственно, может оказать деморализующее воздействие (хотя бы до некоторой степени) на немцев. Представляется, таким образом, что в войне Германии с Францией, в которой Англия предпримет активные действия на стороне французов, исход начального периода войны неясен, но чем дольше будет идти война, тем более серьезные затруднения будет испытывать Германия^{441}.

Асквит заметил (возможно, с оттенком сомнения), что “для этого плана исключительное значение имеет вопрос времени”, но в защиту генштабистов выступил Генри Вильсон, возглавивший после Эварта военную разведку. Вильсон предположил, что исход войны решится при столкновении немецкого авангарда (40 дивизий), наступающего между Мобежем и Верденом, и французских сил (до 39 дивизий), а если так, “есть довольно высокая вероятность, что шесть наших дивизий склонят чашу весов в нашу пользу”. Вильсон “довольно грубо отверг” соображение Грея о том, что русские смогут повлиять на исход, и “после долгого… бесплодного разговора” (по словам Вильсона) генерал изложил собственные доводы: “Во-первых, мы должны

встать на сторону французов. Во-вторых, мы должны начать мобилизацию в тот же день, что и французы. В-третьих, мы должны отправить [во Францию] шесть полностью укомплектованных дивизий”^{442}.

Критика этого плана флотскими командирами (высказанная адмиралом Артуром Вильсоном и Реджинальдом Маккенной, сменившим Твидмута на посту военно-морского министра) оказалась неубедительной^{443}. Хуже того, предложенная Военно-морским министерством альтернатива — ближняя блокада устьев основных рек Германии и высадка десанта на севере Германии — приводила начальника Имперского Генерального штаба фельдмаршала Уильяма Николсона в бешенство: